Эптон Синклер - Приобретут весь мир

Посетитель сказал: « Monsieur l ’ Amiral, мой отец глубоко обеспокоен этим кризисом, и он и многие его друзья должны решить, как к нему относиться. Я очень скоро возвращаюсь в Штаты, и влиятельные люди будут спрашивать меня: 'Какова программа властей Виши и как мы можем помочь?' Что я им скажу?»

— Скажите, что я пытаюсь спасти Францию, мсьё Бэдд. Я нахожусь в положении водителя автомобиля, у которого два передних колеса висят над бездной. Сначала я должен удержать задние колеса от падения, а моей второй заботой будет вернуть передние колеса на твёрдую поверхность.

«Образное сравнение, Monsieur l’Amiral !» — Ланни сказал это серьезно без улыбки.

— На моих плечах Флот, и я намерен его сохранить. Для меня было хорошим предупреждением то подлое предательство, на которое мои предполагаемые союзники оказались способны, и они больше не поймают меня врасплох. В следующий раз наши моряки не будут стрелять в воздух, как это было в Мерселе-Хебире. Кроме того, мы уведомим наших ложных друзей, что Франция не собирается голодать. Мы намерены защитить наше право на торговлю, мы привезём еду из Северной Африки и фосфаты для продажи их немцам, потому что мы должны выжить. Наш долг — Франция, а не любая другая нация или любая другая сторона в этой войне. La patrie будет восстановлена.

— Это надежда каждого добропорядочного человека. Mon Amiral.

— Я пообещаю вам, что это будет другая Франция. Мы с маршалом едины в этом вопросе. Вы видели, что мы похоронили так называемую республику. И палата, и сенат отреклись от своей власти, и мы теперь Французское государство. Это не означает диктатуру, напротив, мы приветствуем помощь каждого патриотического и христианского француза. Но мы намерены очиститься от предателей и красных собак- les cochons rouges-людей, которые втравили нас в подлый русский союз. Предательский шаг, который привел нас непосредственно к этой войне. Я заверяю вас, что, если будет по-моему, они расплатятся до последнего негодяя. И я не буду тратить на них ни одного линкора, я их повешу на каждой ветке платанов, которые затеняют этот отель.

Посетитель уверенно сообщил: «Этот ответ удовлетворит моего отца и для всех его друзей».

Слух распространился на крыльях магии, что в городе появился американский миллионер, желающий приобрести старых мастеров. Во времена страданий, таких как эти, многие люди нуждались в наличных деньгах, а те, у кого было то, что они считали ценными картинами, писали письма или звонили. Ланни отправился в инспекционные поездки в древние усадьбы, влажные и заплесневелые даже в летнее время, с узкими окнами, чьи тяжелые шторы редко отдёргивались. Он был привередливым судьей и хотел только самое лучшее. В большинстве случаев достаточно взгляда, чтобы сказать: «Мне жаль, но этого не надо. У вас есть что-нибудь еще, чтобы показать мне?» Редко он говорил: «Что вы просите за это?» Когда ответ был: «Что бы вы хотели заплатить?» Он будет противостоять: «Вам нужно сказать, сколько, по вашему мнению, стоит картина. Если я соглашусь, то я заплачу, я никогда не торгуюсь».

В одном из унылых особняков, в которых он был бы рад никогда не жить, он неожиданно наткнулся на Франсуа Буше, характерную работу этого веселого и модного живописца, притворно-пасторальную любовную сцену XVIII века. Его друг и клиент, Харлан Уинстед, долгое время искал такую работу, и в это беспокойное время он разрешил Ланни принимать решения по своему собственному усмотрению. Ланни внимательно осмотрел картину и проверил подпись. Затем спросил: «Какова цена?» Ответ был: «Миллион франков», что звучало огромно, пока не перевести цену в десять тысяч американских долларов. Ланни сказал: «Мне очень жаль, но об этом не может быть и речи». Пожилая одетая в чёрное леди с нежным голосом и слабым подбородком выглядела подавленной и попросила предложения. На что Ланни ответил, что он опасается, что ее идеи безнадежно не соответствуют его.

Между осмотром других картин он отправился в банк в Виши и идентифицировал себя. В своем банке в Каннах он держал большой счет на такие чрезвычайные ситуации, и это он объяснил банкиру Виши. Во Франции людям нравится видеть настоящие деньги, а чеки редко принимаются. Но от американцев можно ожидать чего угодно, и за небольшую комиссию банкир согласился сделать запрос по телефону и вручить этому изящному и благовидному незнакомцу пакет, содержащий шестьдесят этих новых и четких десятитысячных франковых банкнот, которые правительство Виши печатало в основном, увы, для немецких завоевателей!

С ними в кармане над его сердцем Ланни вернулся к даме в древнем особняке с плющом. Это было то, что он делал, вероятно, сто раз раньше, во Франции и в других местах на континенте, и его редко обманывала психология. Вид наличных денег был намного эффективнее, чем говорить об этом или печатать цифры в письме. Ланни сказал, что он спросил у своего американского клиента, что он готов заплатить. И это было буквально правдой, хотя запрос был сделан несколько лет назад. Ланни добавил, что это щедрое предложение, учитывая неопределенность времени, и что к нему не привязаны ни слова, и никакие неопределенности. Здесь были наличные деньги, свежие из банка родного города дамы. Она могла бы легко позвонить банкиру по телефону и убедиться, что это настоящие деньги.

Он не сказал ей об этом, но продолжал пересчитывать деньги перед ее глазами. Как зачарованный кролик, глаза следовали за его руками от одной кучки к другой. И когда он пришел к грандиозному итогу, шестьсот тысяч франков, он добавил как кульминационный момент: «И вы можете оставить себе раму, которую, к сожалению, у меня нет возможности перевезти». Это может показаться абсурдным, но это было не так. Рама была очень хорошей, и она была здесь и намного больше, чем картина. Это был своего рода маленький бонус, как называют его торговцы в Новом Орлеане, и, хотя у Виши Франции этого обычая не было, но было такое же понимание человеческой природы.

Леди так волновалась, что слезы наполнили ее глаза. Она должна была позвонить сначала брату, а затем банкиру. В конце концов, она приняла предложение и подписала купчую, которую Ланни положил перед нею. Он вынул картину из рамы и свернул ее. Она была не слишком велика, и её можно было удобно носить. Он достал чехол из промасленной ткани для безопасного хранения. Выпил чашку хозяйского кофе и вежливо выслушал ее рассказы о плохом поведении беженцев, которые роились вокруг ее места. Затем уехал на такси, с пониманием, что его десять процентов комиссии возместят все расходы этого путешествия. Он отправил телеграмму Харлану Лоуренсу Уинстеду, парк Тукседо, Нью-Йорк, рассказывая о своих делах. И это подразумевалось не только для клиента, но и для цензоров и полицейских шпиков.