Аполлинарий Колдунов - Крысолов [СИ]

Гаврикову было в ту пору 21 год. Родился он в Подольской губернии. Жил он в большой семье — кроме него еще шестеро детей. Когда Диме, было, пять лет, его семья переехала в Петроград. Отец начал беспробудно пить, нигде не работал и всю семью содержала старшая сестра Дмитрия Мария, которая стала работать артисткой в варьете, а, по сути — проституткой. Октябрьскую революцию семья приняла с опасением. Мария тут же уехала в Варшаву, Братья Иван и Семен занялись мошенничеством, и Семен вскоре оказался в тюрьме за подделку кредиток.

В 1919 году Дмитрий убежал от родителей и поступил добровольцем в Красную Армию. Служил он в Екатеринбурге и со своим полком за десять месяцев службы дошел до Омска. Из Омска с командиром своего полка и военкомом поехал в Усть-Каменогорск для формирования первого пограничного полка, где пробыл два месяца и оттуда зачислился добровольцем в отъезжающую бригаду на Южный фронт, где пробыл шесть месяцев, тоже участвовал в боях, был ранен пулей в плечо, пролежал в перевязочном отряде бригады три недели и после выздоровления откомандировался в Сибирь, где продолжил службу в 35 °Cибирском полку. К этому времени Дмитрий был военкомом батальона. Вступил в партию, однако в 1922 году, уже после знакомства с Пантелеевым, выбыл с формулировкой неуплаты членских взносов. Из Сибири Гавриков уехал в отпуск в Петроград и поступил на работу в уголовный розыск Мурманской железной дороги на должность агента, но проработал там только три месяца, после чего вернулся в свой Сибирский полк. Там он демобилизовался и вернулся в Петроград. Приехав к брату Семену, он поискал работу, ничего не нашел и стал заниматься спекуляцией. Он ездил в Омск за продуктами и продавал их в Петрограде. И вот, наконец, произошла эта историческая встреча с Ленькой.

Тогда, вкатив дюжину пивка, не долго думая, они отправились на первое дело. Около четырех утра, на углу караванной и 25 Октября, остановив на гоп-стоп лихача, на котором ехал подгулявший гражданин Вистуль с двумя развеселыми дамочками, новоиспеченные подельщики, наставив маузеры, раздели всю компанию до нижнего белья (это на февральском ветру-то), отобрали часы, деньги, драгоценности — и мигом скрылись в ближайшей подворотне.

Кстати, сегодня на квартире у меховщика с Леонидом был именно Гаврила.

— Хватит базарить, — неожиданно громко сказал Леонид. — Взяли всего фунт дыму, а ты Белка будешь теперь языком чесать…

Подельщики чуть притихли.

— Работать надо по крупному. Скопим первоначально капиталец, а потом Белка, и ты Гаврила, потолкуй с братками своими, вместе поработаем, одним нам не прожить.

— Это ты правильно, Леонид, решил. — Веско заметил Сашка Пан. — Надо присмотреться, чем мы хуже Полонского.

— Валя! — позвал Ленька. Из второй смежной комнаты вышла молодая черноволосая женщина. Она держала этот притон, где сейчас гулял Пантелеев и его товарищи. — Возьми там из тряпья что хочешь, — и махнул рукой в сторону корзины с мехами и одеждой.

Пишу на своем чердаке — кажется 10-е ноября — с тех пор, как все живут по-новому, не знаю какое чисел.

С марта месяца ничего не знаю о С., в последний раз видела его 18 января 1918 г., как и где — когда-нибудь скажу, сейчас духу не хватает.

Живу с Алей в Борисоглебском пер., против двух деревьев, в чердачной комнате, бывшей Сережиной. Муки нет, хлеба нет, под письменным столом фунтов 12 картофеля, остаток от пуда, одолженного соседями — весь запас! — Анархист Шарль унес Сережины золотые часы eleve de Breguet — ходила к нему сто раз, сначала обещал вернуть их, потом сказал, что покупателя на часы нашел, но потерял от них ключик, потом, что ключик на Сухаревой подыскал, но покупателя утерял, потом, что, боясь обыска, отдал их кому-то на хранение, потом, что их — у того, кому он их отдал — украли, но что он богатый господин и за такой мелочью не постоит, потом, обнаглев, начал кричать, что он за чужие вещи не отвечает. — В итоге: ни часов, ни денег. Зато ЧК.

Как у них оказались эти злосчастные часы?

Этот чекист, молодой и откормленный, допрашивал меня четыре часа. Он ведь назвался, в самом начале разговора — как? — кажется Пантелеев.

Он требовал от меня сказать, где Серж, когда я его видела, передавал ли он мне какие-то бумаги.

Затем неожиданно сказал:

— А ведь читал ваши стихи. Мне очень понравились!

Я не поняла к чему это он, а эта сволочь подошла ко мне и ударила меня по лицу, да так что я сначала подумала, не оторвалась ли у меня голова. Мне стало так противно, что я даже не закричала. Начала неторопливо подниматься и тут он навалился сверху, задрал мне юбку… Остальное я плохо помню.

….интересно, а почему меня не расстреляли, а наоборот отпустили…

… моя комната. — Ведь я когда нибудь из нее уеду (?). Или я уже никогда, ни-ког-да ничего не увижу другого, раскрыв глаза, чем: высокое окно в потолке — окаренок на полу — по всем стульям тряпки — топор — утюг (утюгом колочу по топору) — г-меновская пила…

… люди, когда приходят, только меня растравляют: Так нельзя жить. Это ужасно. Вам нужно продать и переехать.

…только бы веревка не оборвалась. А то — недовеситься — гадость, правда? Но Аля, и еще человечек, который во мне? Ведь он ни в чем не виноват — да? — да!

Звонок в квартире доктора был очень резким, и Клава всегда вздрагивала от его трели. А сейчас, уже в десятом часу, он испугалась еще больше. К доктору редко приходили так поздно, ведь он дантист и прием проводил только утром и днем.

Клава подошла к двери и спросила:

— Кто там?

— Из штаба, у нас записка для доктора Грилихеса, — ответил высокий мужской голос.

Клава отворила дверь, и тут же отлетела к противоположной стене, а в лицо уперлось дуло пистолета.

— Говори: одна дома или нет? Только не ори!

Клава обезумела от страха и ничего сказать не могла, а лишь отрицательно помотала головой.

Грабители, один из которых был в шинели, взяли ее под руки, и повели по комнатам.

— Где деньги и ценности?

— Я не знаю? — чуть слышно проговорила Клава.

Тогда бандиты стали брать все, что попадало им под руку: белье, одежду и прочее. Уложив все награбленное в узел, один из налетчиков вышел, а тот, что был в шинели, а это был Пантелеев, сказал:

— Мадемуазель, я вас немного свяжу, для верности, чтобы вы не сделали какой глупости.

С этими словами он уложил Клаву на постель, связал ей руки и ноги полотенцами и приказал еще раз не шевелиться, скрылся.

Общая оперативка только что закончилась, и оперуполномоченные неторопливо расходились, оживленно обсуждая полученные указания. Но, наконец, все вышли, остались только двое, кроме самого Ильи Фреймана. Эти двое были Владлена Воронцова и Алексей Бойко, только что назначенные ответственными за поимку особо опасного бандита Пантелеева. За неполный месяц, тот успел навести ужас на Москву.