Вадим Деружинский - Чёрная лента

— Тебе нравятся мои ноги? — спросила она, не отрывая от него кошачьего взгляда. — Как это мило… Можешь их потрогать… Я не ношу нижнего белья… Ненавижу всякие панталоны, подвязки, ленты…

— И черную ленту тоже? — спросил Минич.

Это были первые слова, которые он произнес ей.

— Как это мило… — задумчиво ответила она, но тоном уже холодным, а взгляд ее стал отрешенным и настороженным.

Роуз затянулась папиросой из мундштука, широко раскрыла алые губы… Потом, глядя на гостя полузакрытыми глазами, выпустила ему в лицо струю дыма.

— Значит, ты уже в курсе… Тем лучше…

Она поднялась с дивана и стала тушить окурок в пепельнице. Теперь она казалась уставшей и печальной.

— Это я спасла тебе жизнь этой ночью…

— Что? — не поверил своим ушам Алесь.

— Именно так. Я видела, как ты выходил из дома 18 на Музейной улице, но не сказала об этом. Я была за рулем грузовика…

Журналист был потрясен.

— Кому не сказала?

— Кому?.. — панна Эльвира усмехнулась. Потом повернулась к гримерному зеркалу и поправила белые локоны волос. — Если гы не против, я хочу снять это платье. Не носить же его всю ночь…

Она направилась за шелковую перегородку с китайскими картинками, где стала раздеваться.

— Тебе не надо знать, кто это… — сказала она, снимая сценическое платье. — Это страшные люди… Когда-то я была простой певичкой. Родилась в Бресте, уехала с родителями в Америку, пела в кабаре… Но я с детства люблю риск, люблю жить на всю катушку… А для этого нужны деньги… Я стала подрабатывать контрабандой, ведь всегда можно спрятать какие-то ценные и кем-то уворованные вещицы среди того, что именуется szenisch или scenique … В Нью-Йорке мне передавали побрякушки, которые искала полиция, а я отвозила их в Берлин или Париж, где пела в ресторанах… Но как-то раз в Берлине меня поймали на очередной контрабанде… И завербовали работать на их разведку… Что, мой милый Алесь, мне совершенно не по душе…

Она вышла из-за перегородки и остановилась перед ним, давая себя рассмотреть. На ней был прозрачный, как паутина, пеньюар, под которым можно было увидеть каждую складочку ее обнаженного тела. Просвечивали через ткань высокая грудь, пупок, голые бедра…

— Я тебе нравлюсь?.. — спросила певица.

Алесь, ничего не произнеся, с трудом сглотнул комок в горле.

— Что ты будешь пить? — не дождавшись ответа, она плеснула в бокалы коньяку. — Ты мне нужен. Ты поможешь мне сбежать от «Черной ленты».

— Каким же образом? — Минич отпил из бокала, который ему протянула панна Эльвира.

— У меня есть то, что прошлой ночью стоило жизни многих людей. А раз так, то это очень и очень дорогая вещь. Ценой, возможно, в миллионы долларов, раз она так нужна самому Адольфу Гитлеру. Я не знаю, что это. Зато ты это знаешь. Я должна завтра отвезти это через Варшаву в Берлин. Но я спланировала иначе…

Она выпила залпом коньяк и налила себе снова.

— Мы с тобой сбежим в Америку, где продадим эту вещь. За очень хорошие деньги. И исчезнем так, что нас никто не найдет…

Она снова выпила и снова себе налила.

— Я знаю, у тебя богатый отец со связями в Варшаве… — Роуз раскрыла серебряный портсигар и достала желтую папиросу. — Он поможет нам сделать новые паспорта. И «Черная лента» нас потеряет…

Певица закурила, и Алесь по запаху дыма почувствовал, что это марихуана.

— Иначе нас все равно убьют. И меня, и тебя… — добавила она, сев ему на колени и обняв его за плечи.

— Других вариантов у нас с тобой нет, — она приблизила к нему свое лицо так, что их носы соприкоснулись, а ее широко раскрытые голубые глаза смотрели в упор в его зрачки. — Мы теперь с тобой одно целое…

Девушка раскрытым ртом поцеловала его в губы, не отрывая взгляда, и он от этого поцелуя почувствовал себя совершенно пьяным.

— Я влюбилась в тебя с первого взгляда… Я стану твоей… — снова пообещала она грудным голосом, насилу оторвавшись от его губ. — А ты станешь моим… Как это мило…

Эльвира тихо засмеялась и, прижав ладонь Алеся к своей груди, затянулась марихуаной:

— Как это мило…

Она покачнулась на его коленях и, потеряв равновесие, чуть не упала — удержала только его рука, сжимавшая ее грудь.

— Как это мило… — она, смеясь, запрокинула голову.

— Мне кажется, марихуана и коньяк — не лучшее сочетание, — заметил Минич.

Певица посмотрела на него из-под длинных ресниц замутненным взглядом и встряхнула белыми локонами волос:

— Все нормально… Со мной были пару случаев, когда я отключалась… Но наутро была снова собой… Десять часов сна — и никаких последствий…

Она поднесла мундштук Алесю, заставив его тоже затянуться. Потом затянулась сама, широко раскрыла алые губы, сложила их в трубочку и выдохнула дым в его лицо. И снова засмеялась, подняв брови и глядя, как рука журналиста ласкает ее грудь:

— Как это мило… Ох, как это мило… Как это мило…

Эльвира Роуз, застонав от страсти и дрожи в спине, обняла голову Алеся и впилась в него поцелуем. И… неожиданно обмякла, как кукла.

Мундштук с папиросой выпал и покатился по полу.

Минич подхватил падающее тело и бережно уложил женщину на диван. Щеки певицы побледнели, глаза закатились, рука безвольно свисала к полу. «Но все равно она была такой же обворожительно красивой, — сказал себе Алесь, глядя на нее. — Дай Бог, утром проснется без проблем».

Он поднял с пола ее мундштук, вытащил папиросу и затушил в пепельнице.

— Как это мило… — многозначительно произнес он, оглядывая комнату и пытаясь протрезветь.

В своих чувствах к певице он пока не определился, а ее план бегства в Америку ему казался просто безумием. Важно было то, что крест Витовта где-то здесь. В любом случае он должен его найти и забрать.

«Что она говорила? — стал размышлять он. — Занималась контрабандой. Сказала, что перевозить ее легко среди сценических аксессуаров». Его взгляд уперся в сундук с наклейками иностранных городов.

Открыл крышку. Платья, платья, платья, туфли, шляпки… Это не то…

Стал ощупывать сам сундук. В самом низу, в задней части, обнаружилась потайная кнопка. Открылась затворка, а за ней — полость, в которую можно было поместить книгу средних размеров. Вот где перевозилась контрабанда!

Алесь просунул туда руку — и вытащил коричневый конверт. Тот самый, который ему показали в Музее восковых фигур прошлой ночью. В нем находилось нечто тяжелое.

Недолго думая, он его открыл. Там был шестиконечный золотой крест, инкрустированный драгоценными камнями — сапфирами и изумрудами. На обратной стороне надпись на латыни: «Крест Витовта». И еще какая-то длинная на греческом.

Он задумался. Теперь ситуация изменилась. Причем, кардинальным образом. И что делать дальше? Во всяком случае, уносить отсюда ноги…