Вадим Деружинский - Чёрная лента

— Это же Отто Клаус! — воскликнул Алесь.

— И вот он, — продолжила певица, — сказал о «Черной ленте» и дал нам инструкции. Еще был при встрече один человек, но он прятал лицо платком и шляпой, так что я его не рассмотрела.

— Жаль… — покачал головой Дайнович. — И что было дальше?

— Этот человек с платком на лице привез на место, где мы условились встретиться, грузовик с надписью «Фургон 99». Я им была нужна, потому что я умею водить машины, о чем призналась в Берлине. Мы ночью поехали на вокзал, потом следили за какой-то машиной и остановились возле Музея восковых фигур. Человек с платком на лице ушел, а потом вернулся и велел мне подъехать. Он занес в фургон два тела. Потом приказал ехать на другую улицу. Он продолжал за кем-то следить. По другому адресу он ушел, а потом принес еще одно тело. И мне это очень не понравилось…

Она раздавила окурок в пепельнице.

— А потом я видела, как ты, милый Алесь, выходил из дома 18 на Музейной улице. Тот человек сказал, что нам надо найти и убить журналиста Алеся Минича — в сером плаще и шляпе. Я спасла тебе жизнь, я не сказала ему, что видела тебя, выходящего из дома. Он кинул в фургон еще три трупа. Потом сам сел за руль и высадил меня, велев возвращаться в постель. И очень радовался, что ты мертв.

Эльвира подошла к Миничу и, снова взъерошив его волосы, поцеловала в лоб, как целуют покойника.

— Я спасла тебе жизнь. Разве это не мило?.. — заглянула в его глаза. — Сейчас ты был бы мертв. А ты такой красивый…

Профессор побарабанил пальцами по столу:

— Картина событий становится понятной… Но все равно мы мало что узнали.

Он вздохнул:

— Почти ничего нового.

— Да, вспомнила… — сказала Эльвира, снова садясь на колени журналиста. — Немец говорил о каком-то замке под Вильно, где спрятана какая-то чаша. Ее тоже надо отвезти в Берлин.

— О каком замке? — безмерно удивился Дайнович.

— Вроде бы лошенский. Или лошадский.

— Лошицкий?

— Точно! Как это мило… — и она потерлась носом о щеку Алеся.

Дайнович хлопнул ладонями по коленям и, полный эмоций, вскочил со стула, стал ходить по комнате.

— Лошицкий! — воскликнул он. — От «losisa» у наших предков-балтов, это лосось. Лошицкий замок! Откуда только они это узнали? Хотя…

Он остановился и с изумлением посмотрел на обнимающихся журналиста и певицу.

— Теперь я понял. Они прочитали мое письмо. Вот что случилось. И перестаньте обниматься!

Все трое расселись на стулья вокруг стола и с минуту молчали, возвращаясь к теме того, что обсуждали.

— Я свой кофе не допил, — признался профессор.

— Я тоже, — взял чашку Алесь.

— А я не хочу кофе, — мотнула белыми локонами певица. — Я вообще ничего не хочу.

Она повернула голову к окну. Ее глаза, вдруг потускневшие от каких-то внутренних страданий, наполнились слезами.

«Матерь Божья, — подумал Дайнович. — Еще этого нам не хватало».

— Ладно, — сказал профессор. — Вернемся к нашим баранам. Лошицкий замок — это место, где последний раз видели чашу Ягайло. И немцы этим интересуются. Недавно я получил письмо из Берлина от профессора Молеза, это известный историк. Он спрашивал, где, по моему мнению, следует искать чашу Ягайло. Я ответил ему, что единственное место — это, пожалуй, Лошицкий замок… Но сейчас я сомневаюсь, что это письмо написал ученый. Скорее всего, от его имени меня спрашивала германская разведка. Когда я говорил с Отто Клаусом, мне показалось, что он знает и об этом письме, и знает мой ответ… Он предложил мне участвовать в поиске чаши…

— Если это так, то Клаус поедет в замок искать артефакт, — отпил кофе журналист. — Как вы думаете, он найдет его?

— Не знаю, — пожал плечами Дайнович. — Может найти. Он наверняка хорошо готовился к этим поискам. Поэтому было бы ошибкой с нашей стороны искушать судьбу. Надо ехать в замок и найти чашу раньше немцев. Если, конечно, ее вообще можно найти…

— А как же я? — с обидой в голосе спросила певица. — Вы меня бросаете?.. Что со мной будет?

— Пока вам, дорогая панна Эльвира, придется остаться здесь, — строго взглянул на нее профессор. — Не покидайте это место и старайтесь, чтобы вас никто не видел. Это в ваших же интересах, потому что вас сейчас ищут опасные люди. Поживете тут несколько дней, а потом мы что-нибудь придумаем.

— Все будет мило, — улыбнулся ей Алесь.

Певица заплакала, как маленькая девочка. Ее настроение менялось так же быстро, как погода в мае. Минич поцеловал на прощанье ее мокрую от слез щеку.

— Опасная дамочка, — сказал журналисту Дайнович, когда они садились в машину. — От нее можно ожидать чего угодно. Характер импульсивный и неуправляемый: что хочу — то ворочу… Был бы я ее отцом, я бы ее хорошенько выпорол… Неужели она вам нравится?

— Не знаю! — рассмеялся Алесь, заводя двигатель. — Я смеюсь потому, что представил, как вы, пан профессор, ее стегаете своим ремнем, оголив ее берлинский пеньюар. Она бы, пожалуй, это восприняла как интимное приключение… И потом сказала бы с истомой: как это было мило…

Он, хохотнув, покачал головой и добавил:

— Чары женские у нее, конечно, есть. Но чары эти какие-то не настоящие… Она прожигает свою жизнь, не зная, что с ней вообще делать. Наркотики, выпивка, авантюры, глупости… Без прошлого, без будущего…. Чем-то похожа на красивую куклу из Музея восковых фигур. Или на бабочку-однодневку под стеклом в коллекции натуралиста. Кстати, и орхидеи цветут недолго — но они у всех вызывают восхищение. И поет она обворожительно…

— Куклу… — задумчиво повторил Дайнович, когда автомобиль выехал на грунтовую дорогу. — И снова вы вспомнили про Музей восковых фигур… С него-то все и началось… Интересно, что сейчас делают «Черная лента» и Дефензива?

Журналист замолчал и нахмурился, глядя перед собой на дорогу. Подумав, ответил:

— Нас ищут. И крест Витовта. Они, наверно, подняли вверх дном Вильно и скоро узнают, что я взял эту машину у своего друга. Или уже узнали…

— Согласен, — кивнул профессор. — Мы их опережаем всего на несколько часов. И этим сейчас воспользуемся…

Они снова миновали Кальварию и направились на юго-восток от Вильно. Проехав двадцать километров, остановились в местечке Медники, где жила престарелая матушка коллеги профессора по Виленскому университету. Там на всякий случай оставили крест Витовта в запечатанном пакете.

— Это ценный научный экспонат, — пояснил старушке Чеслав Дайнович. — Ваш сын попросил спрятать его на время в надежном месте. Скоро мы вернемся и заберем его в университет. Пока же у нас есть еще дела, и мы не можем его возить с собой — боимся потерять.

— Я положу это под свою кровать, — заверила их бабушка.