Вадим Деружинский - Чёрная лента

Воодушевленной этой мыслью, Алесь, то и дело оступаясь на кучах битого кирпича, отправился туда, где видел припасы для давно прошедшей войны. К его великой радости, этот угол подземелья вообще не пострадал от обвала. Он покопался в ящике с медикаментами и, обнаружив там пузырек со спиртом, откупорил его и обмыл свои раны — куда, как он полагал, его успели укусить крысы: мало ли какую заразу эти твари переносят. Все остальное в этом ящике сгнило: бинты, вата, какие-то мази.

Ящики с едой оказались пустыми, не считая слоя крысиного помета на дне и обглоданных свиных костей от каких-то копченостей. Что не являлось особой утратой, так как эти припасы не приспособлены для долгого хранения. Крысы сожрали и мешки с сухарями.

Потом вдоль стены следовали ящики с вином и бочонок с пивом — английским Stout Porter , как следовало из этикетки на бочке. Но, заметив за ними уже в самом углу лежак с останками князя Радзивилла, Минич тут же о них забыл. Он снова захотел осмотреть прах легендарного воина — благо времени у него для этого теперь было навалом.

Алесь присел перед телом, освещая его фонариком. В первый раз он не успел подробно оглядеть саблю в руке князя. Богато инкрустированная, дорогая и — что он сейчас заметил — с бурыми пятнами на лезвии. Журналист догадался, что это кровь врагов — зримое свидетельство последнего сражения.

«Здесь нельзя ничего трогать, — подумал Алесь. — Это принадлежит истории и историкам. И я обязательно сюда вернусь вместе с учеными, чтобы донести до мира последние минуты жизни Доминика Радзивилла».

Другая, правая, рука князя покоилась на груди. На указательном пальце перстень с гербом «Погоня» — и он отставлен, словно куда-то указывает. Минич невольно повернул голову в ту сторону. Там, в полутора метрах, у перпендикулярной стены стоял раскрытый секретер, на который он раньше не обращал внимания: тот был настолько покрыт толстым слоем пыли, что почти сливался со стеной.

Сдунув пыль и закашлявшись от нее, Алесь увидел небольшой блокнот и рядом австрийский графитовый карандаш Koh-i-Noor Hardtmuth a. s. , выполненный из глины и графита. Сердце учащенно забилось: неужели это записки князя?

— Не может быть… — он не верил своим глазам.

Журналист осветил раскрытые страницы — и сердце учащенно забилось от волнения: это были не просто записки Доминика Радзивилла, а его посмертная запись — его завещание, написанное дрожащей умирающей рукой, с каплями крови на листе.

Там было написано на беларуской латинке, а текст в глазах Алеся упрямо двоился — видимо, от сотрясения мозга после многих ударов по голове:

«Доброму пану, который прочитает эти строки и найдет мое тело.

Я с честью сражался за Отчество и убил немало врагов. Но, к сожалению, эта война для меня окончилась, я умираю. Мне удалось спасти не только часть богатств Вильно, но спас самое ценное и главное — прах Великого Ольгерда, который греет мое сердце и защитил тысячу раз от неминуемой погибели меня и моих солдат, как ранее моих предков и предков моих солдат, веками сражавшихся за Родину против неисчислимых орд захватчиков.

Первым прах Великого Олъгерда носил на сердце Ягайло, а сегодня последним ношу я. Пока мы не утратили эту чашу Ягайло — с нами этот ангел-хранитель, чудо которого охраняет нас и все само Отечество наше от забвения.

Обладая чашей Ягайло, я всего лишь с тридцатью своими рейтарами разбил трехтысячный отряд врага, изрубив их как щенков, и завладел похищенными этими мародерами богатствами Вильно.

Чаша, конечно, не всесильна против бесконечной мощи врага, но чаша спасает себя и ее хранителя: так была спасена сегодня она, а вместе с ней я и военная казна Вильно.

Рядом со мной ранец с виленской военной казной, пользуясь которой ты, новый носитель праха Ольгерда, сможешь создать огромную армию для защиты нашей Родины. Передаю тебе и чашу Ягайло — я, последний из живых моего войска. Наш ангел-хранитель — это и твоя птица-Феникс, которая вечна и возродится из пепла.

Меня же завещаю похоронить в родовом склепе возле замка, где похоронена моя дочь, с мечом на груди, как хоронили наших славных древних предков.

Такова моя последняя воля, и да спасет нас всех Бог.

Доминик Радзивилл».

Внизу листы закапаны кровью — видимо, из ран с головы писавшего.

Прочитав все это, Алесь долго стоял, задумавшись. Потом снова перечитал. Хотя голова ужасно болела от ударов и ушибов, а мысли с трудом в ней ворочались, но кое-что стало проясняться.

— Кажется, я начинаю понимать… — наконец вырвалось у него. — Но…

«…прах Великого Ольгерда, который греет мое сердце…»

— Похоже, чаша Ягайло была вовсе не в рюкзаке с виленскими сокровищами… — размышлял вслух журналист. — Если это так, то я сейчас ее найду…

Он вернулся к телу убитого князя. Осторожно расстегнул на груди золотые пуговицы мундира. Под истлевшей некогда белой сорочкой на костях покоилась золотая цепочка, а нечто, висевшее на ней, провалилось в грудину скелета. Минич потянул за цепь — и его глазам предстал странный предмет, похожий на крупное сплющенное яйцо. Меньше всего он ожидал, что чаша Ягайло окажется вот такой…

Предмет напоминал небольшую фляжку — с тем отличием, что ее золотая крышка была припаяна к золотому же корпусу. На лицевой стороне блестел в свете фонарика шестиконечный с равными перекладинами крест из больших алмазов, а выше и ниже его шли надписи на латыни. Когда-то Алесь ее учил, но из всех слов смог прочесть только «Ольгерд» и «Ягайло». На обратной стороне было написано уже более крупными буквами:

Numons dajs tawo walle

Deiwe riks

— Это уже вроде не латынь… — подумал Минич. — Но что это за язык? На жемойтский не похож…

Судя по звуку, внутри сосуд почти полностью был заполнен каким-то порошком. Наверно, это и был прах Ольгерда…

Алесь дрожащими от волнения руками осторожно снял цепочку с чашей Ягайло с тела мертвого Доминика Радзивилла. Потом долго разглядывал находку и, наконец, завернул ее в носовой платок и спрятал во внутренний карман пиджака. Сделав это, он перевел дух и, вытерев ладонью пот со лба, задумался.

— Итак… — сказал он себе. — Мы имеем две новости. Одна хорошая, а другая плохая… Я нашел чашу Ягайло, и немцы об этом не знают. Это хорошая новость. А плохая новость в том, что я сижу тут. И что меня скоро съедят крысы…

И он с тоской оглянулся в темноту подземелья…

Алесь внезапно ощутил, до какой меры изнеможения он устал. Все тело ломило от ушибов и ран, в глазах двоилось. «Видимо, — подумал он, — это все-таки сотрясение мозга». И жуткая слабость, от которой подгибаются колени.

Он сел рядом с останками Радзивилла и оперся локтем на его сапог. Хотелось спать. Но если он уснет, его загрызут крысы. А спать рано или поздно придется. И еще надо что-то есть и что-то пить…