Дж.Д Дэвис - Джентльмен-капитан

Джеймсу Вивиану хотелось атаковать загадочный корабль, но офицеры согласились, что он слишком велик, и кроме того, у нас нет доказательств, что он враждебен — не дай Бог, я спровоцирую войну со шведами или, хуже того, с голландцами, беспричинно напав на их корабль! Даже если это и впрямь корабль Гленранноха, здравый смысл подсказывал оставаться на месте, стоя на якоре между ним и его вероятным местом назначения — землями генерала; тем более что старший офицер ясно приказал мне находиться на этой якорной стоянке. Вивиан смирился без лишних обид, моряк в нём превозмог жаждущего славы юнца.

Мы пообедали все вместе, позже обычного — в моей каюте, освещённой фонарями и свечами. Дженкс снова сотворил отрадное чудо: восхитительный бифштекс из купленной у Макдональдов и забитой на берегу коровы, с изобилием рыбы и сыра. На этот раз мы были веселы и почти единодушны. Только угрюмое молчание Стаффорда Певерелла, подчёркнутое его неприятно шумной манерой еды, омрачало дух застолья. Вскоре Джеймс Вивиан изрядно захмелел. Я был рад, что он не завёл разговор об убитом дяде. Джеймс радостно пел о девушке из Труро, в которую был влюблён, и я напомнил ему, что несколько дней назад он пел ту же песню о девушке из Бодмина. Даже Малахия Лэндон был само очарование, ненависть морского волка к джентльменам–капитанам на время была позабыта. Возможно, ему доставляло извращённую радость скорое осуществление всех мрачных предсказаний его небесных карт. Я осмотрел собравшихся и подумал: воистину, ничто так не объединяет военных, как предстоящее сражение.

Но во время веселья и смеха я продолжал думать о недавних артиллерийских учениях, о бортовом залпе загадочного корабля и о том, что он сделает с нами, если подойдет на расстояние выстрела.

Офицеры покинули меня, и я разулся, однако Маск всё не уходил, слоняясь по каюте и изображая какую–то работу. Воинственная лихорадка прочих не тронула его — он, казалось, куда больше интересовался, соблазнил ли я графиню. «Или она вас», — хохотнул он. Я подозревал, что, разделяя тревоги моей матери о наследнике, он счёл вдовствующую леди Ардверран подходящим племенным материалом. Без сомнения, высокий ирландский титул тоже не повредит наследнику Рейвенсдена. Я легко мог представить, как старый негодник изобретает разные способы избавиться от Корнелии, некоторые из которых наверняка включают их совместный побег (ибо для меня никогда не было тайной то, как страстно он её желал). Маск обладал многими странностями, но, пожалуй, самой неожиданной была безграничная и непоколебимая преданность, которую он выказывал — пусть и в чрезвычайно заунывной форме — дому Квинтонов.

Разнюхивая и выспрашивая, Маск допил остатки эля и вина из графинов на столе, ворча, насколько хуже он ест и пьёт в королевском флоте, чем в Рейвенсден–хаусе. Добрый капитан, конечно, так не думает, заметил он кисло: доброго капитана щедро развлекают на земле и на море графини и менее важные персоны.

— Шотландцы вообще что–нибудь делают, кроме как едят, пьют и охотятся? — с негодованием вопросил он, хлебнув из графина и утёршись рукавом. — Мне это вот что напомнило: вы завтра снова приглашены, в полдень. Для верховой прогулки, по–видимому. Не сомневаюсь, там будут эти их бегуны, нагруженные ветчиной и виски. Ба! А мне придётся довольствоваться твёрдым сыром и корабельными сухарями. Опять.

Я не мог принять приглашение на охоту, когда рядом находился чужой и, возможно, враждебный корабль, и сказал об этом Маску.

— Никак нельзя отказаться, капитан, — хитро проговорил он. — Это же не что иное как приказ.

Приказ? Кто, помимо капитана Джаджа, смеет мне приказывать? Без него здесь, в своей каюте, я олицетворяю высшую власть в местных водах после Бога и короля. И учитывая, что король за сотни миль отсюда, в Уайтхолле, а Бог предположительно занят другими делами, мне не грозили никакие приказы.

Маск театрально воззвал к своей памяти:

— Как же выразился этот огромный старый турок? Или он поляк? Словом, этот Шимич, свирепый уродливый дикарь. — Глаз–бусинка уставился на меня, пока я ждал продолжения. — Ах да. «Вице–адмирал побережья Аргайла, Кинтайра и Мойдарта», вот как он сказал. Другими словами, генерал Кэмпбелл из Гленранноха.

Если бы мне вздумалось, я мог бы запросто отмахнуться от так называемого приказа — что я и сказал Маску в выражениях, от которых он принялся возмущённо сновать по каюте. Вице–адмиралы побережья имеют размытые права на корабли, потерпевшие крушение в их графствах, и не обладают никакой властью над капитанами королевского флота. Гленраннох не мог мне приказывать и знал это. Но он явно был хорошим стратегом, во всех смыслах этого слова, и понимал, что приглашение в такой категоричной форме заставит меня задуматься. Я отпустил Маска и сидел в одиночестве, глядя на море за окном и взвешивая в уме сложившееся положение. Наконец, я решил, что если к полудню не получу донесений о таинственном корабле, то приму приглашение Гленранноха. Ибо, как он должен был догадаться, меня переполняет любопытство о том, что же связывает Колина Кэмпбелла и вдовствующую графиню Рейвенсден, мою мать.

Было очень раннее утро, едва пробили семь склянок ночной вахты — такие названия становились мне привычнее, чем старое «полчетвёртого утра». Однако я уже расхаживал по каюте: мои сны, переполненные битвами и графинями на подушках, не оставляли места безмятежной дрёме. Я услышал крик дозорного и вышел на палубу. Вахту нёс Джеймс Вивиан. Он стоял у поручней правого борта, глядя в сторону земли на небольшую рыбацкую лодку, что двигалась в нашу сторону. К моему восторгу, его мальчишечье лицо расплылось в радостной улыбке при моём приближении, он дотронулся пальцами до шляпы и начал со смехом объяснять:

— Вот, сэр. Кажется, я стал свидетелем небольшого чуда. Не думал, что мы снова увидим преподобного Гейла раньше дня рождения короля.

Мы стояли в дружелюбном молчании, глядя, как лодка лавирует в нашем направлении. Через какое–то время она подошла к кораблю, и на борот поднялся Фрэнсис Гейл в сопровождении юного Андреварты. Он был на удивление трезвым и выразил желание поговорить наедине в моей каюте, и я тут же предложил позавтракать вместе. Гейл проявил непривычную набожность, даже произнёс молитву над хрустящим беконом Дженкса, какое–то время вёл мирную беседу о погоде и о пустынной красоте этой земли и вдруг повернул разговор на тему, занимавшую мои мысли всё утро.

— Ваша графиня, капитан, — начал он, — полагаю, вам не известна её девичья фамилия?

Этого я не ожидал. Так спокойно, как только мог, я признался, что нет, и Гейл прожевал ещё кусок бекона, прежде чем продолжить.