Валентин Лавров - Ненависть вождя и любовь разбойника

— Ты чего? — изумился Яшка. — Спятил?

— Огляннсь. там три открытых грузовика, красноармейцы разгружаются.

Яшка сквозь зубы прошептал:

— Ну-с карта не та пошла! Я держал Ленина за фалды! Эту мразь убить надо было! Всю Россию взбаламутил…

Чекисты шмонали воровские хазы и притоны. Они оцепили вокзалы, контролировали дороги в надежде по горячим следам отыскать и перестрелять Яшкину банду — от первого до последнего.

Еще третьего апреля восемнадцатого года Дзержинский в «Известиях» обещал навести порядок в Москве. Предлагалось всем уголовникам «в двадцать четыре часа» покинуть город. Иначе «каждый преступник будет расстрелян на месте».

Как сказал покойный поэт, «мечты, мечты, где ваша сладость?» Бандиты не только остались в Москве, их ряды множились и крепчали.

Отважные чекисты в ту ночь ликвидировали, то есть расстреляли, несколько десятков уголовников и просто подозрительных личностей — для устрашения и отчётности ради. Отчётность на Лубянке всегда уважали, план по посадке и ликвидации во все времена перевыполняли. Хотя тюрьмы были забиты под завязку, туда свезли ещё толпы задержанных. Кто под руку попался, тех и вязали.

Ленин, малость успокоившись от пережитого ужаса, издал очередной декрет под заголовком: «Принять срочные и беспощадные меры по борьбе с бандитизмом».

Как полезно вождям хоть иногда оказаться в шкуре простых людей!

Начальник Центрального управления УГРО Розенталь письменно отчитывался Ленину:

«В целях расследования разбойного нападения на Вас при Вашем проезде по Сокольническому шоссе, а также в интересах пресечения бандитизма подвергнуты аресту все лица, заподозренные в причастности к нападению. Удалось задержать и арестовать до 200 человек ».

А Яшка? Он как в воду канул. Не был арестован ни один из его банды, которая по рапортам чекистов уже превышала сто персон. Хм, у страха глаза велики! На деле их было в пять раз меньше.

Пока чекисты собирались с силами, Яшка время зря не тратил.

Бандиты остановились в самом центре города — на Кузнецком Мосту. Отправились на дело, за рулём ожидал Зайцев.

Чтоб не привлекать внимания, поодиночке собирались у ювелирной мастерской. Она размещалась на Лубянской горе между церковью и бывшим страховым обществом «Россия», в котором теперь царствовали чекисты.

Учреждение на Лубянке москвичи на долгие годы остроумно окрестили «Госстрахом». Эту контору трепетали и правые, и виноватые.

Это место историческое!

В шестидесятые годы двадцатого столетия сохранялось здание, в котором размещалась когда-то Тайная палата с крюками под потолком. Здесь пытали несчастных до конца XVIII века. Теперь на этом месте небольшой заплёванный сквер.

Сохранялось и здание ювелирной фабрики, которая продолжала выпускать продукцию. В семидесятые годы на её месте возвели ещё одно мрачное здание для… «госстраха».

Яшка рассчитал всё верно. Никого из работяг по случаю праздника на ювелирной фабрике не оказалось. За столом с кусочком сахара пил жидкий чай дряхлый сторож. В углу висело двуствольное охотничье ружьё, которое оказалось незаряженным. Старика даже не ударили, а просто погрозили кулаком:

— Дед, сиди тихо, а то перо тебе воткнём! — и с кружкой чая закрыли в туалете.

Массивный сейф старого образца Сапожник подбором ключей и только ему ведомыми уловками вскрыл за рекордное время — минут за тридцать. Так что ювелирную взяли без выстрелов, без мокрухи и головной боли.

Добыча была сказочной. Три бруска золота 999 пробы — без малого полтора килограмма, платиновая проволока три с половиной фунта, около сотни николаевских червонцев и двадцать пять тысяч рубликов — мечта да и только!

На прощание Яшка заглянул к сторожу и сунул ему в карман «красненькую» — десять рублей:

— С праздником, дедушка! Это тебе на конфеты! Ты уж на нас не серчай, такая нынче жизнь пошла…

И всё это время авто Ленина продолжало стоять почти у стен главного штаба ВЧК.

Со всем добром погрузились в авто и отправились на Арбат. Там управились за десять минут. Авто рвануло на Солянку.

— Денёк нынче и впрямь праздничный! — веселился Яшка. — Васька, нас высадишь на Солянке, а сам отгони тележку подальше, чтоб краснопёрых сбить с толку! И затырься получше, рви когти, поезжай в Малаховку! Отсидись неделю. Я к тебе приеду.

У Яшки на Солянке в большом доходном доме была надёжная хата. Там жила влюблённая в Яшку баруля-красавица. Яшка с подручными безвылазно просидел здесь шесть дней, пока чекисты пар не выпустили.

Зато Павлов-Козуля уже следующим праздничным утром прибежал в храм во имя Христа Спасителя. Молящихся было как никогда много. Козуля тайком в ящик для пожертвований высыпал целую пригоршню золотых николаевских червонцев и долго стоял на коленях перед образом Богородицы — замаливал свои и чужие грехи:

— Матерь Божья! Прими молитву покаянную в светлый день Рождества Христова, сына Твоего. Прости меня, поганца недостойного, пьяницу и блудодея, душегубца позорного. Стал я хуже кала собачьего, желатель греха сластолюбивого! Наставь меня на путь истинный, христианский и добродетельный! Одолела нас рать бесовская, иудейская, полонила земли российские, на грех смертный нас подвигла…

И бил разбойник лбом об пол, виноватился, просил прошения себе и своим дружкам разбойничьим.

Видать, не услыхала Матерь Божья его слов, готовила участь печальную…

Ближе к утру на Хамовнической набережной чекисты нашли автомобиль Ленина, за которым вскоре приехал Степан Гиль.

Гиль был любимцем Ленина. В двадцатом году Гиля назначат начальником Гаража особого назначения, то есть правительственного. По официальным сведениям, в тридцатом году Гиля примут в ВКП(б).

Это похоже на очередную выдумку, которыми кишит «История КПСС». Сразу после смерти Ильича Гиль тайком бежал на родину — на хутор под Гродно. Он боялся советской власти: вдруг вспомнят, что Александру Фёдоровну возил? Ленина не было, защищать теперь его было некому. На родине скрывал свое прошлое, ибо здесь была недружественная стране Советов Польша: «Самого Ленина возил, шофёр преступный!»

В 1939-м в Польшу вошла Красная армия. Теперь Гиль опять трясся от ужаса: «Вдруг узнают, что я без разрешения бежал из СССР!»

В начале Второй мировой пришли немцы. И снова надо было бояться. Обошлось, однако.