Александр Арсаньев - Убийство на дуэли

– Странно, кто там может быть? – шепотом проговорила Шурочка, оборачиваясь на дверь.

Я приложила указательный палец к губам, призывая подругу молчать. Затем я тихо подошла к двери и рывком открыла ее. Каково же было мое изумление, когда я увидела за дверью Феклушу. Вид у кормилицы молодой Софьи Федоровны на какое-то мгновение сделался настолько испуганным, как будто ее застали на месте преступления. А впрочем, так оно и было, ведь Феклуша явно подслушивала наш с Шурочкой разговор.

– Что тебе надо здесь? – мне пришлось несколько возвысить тон, чтобы показать крестьянке, что я крайне недовольна ее поведением.

Услышав мой вопрос, кормилица мгновенно пришла в себя и даже попыталась скрыть испуг.

– Прибираюсь я тут, барышня, – ничуть не смутившись, нагло отвечала кормилица.

После этого она как ни в чем не бывало повернулась и удалилась прочь.

– Она подслушивала, – проговорила Шурочка. – Да как она смеет шпионить за гостями своих хозяев, – подруга возмущенно притопнула ногой. – Знаешь, Катенька, а ведь это не в первый раз.

– Что ты имеешь в виду? – мгновенно насторожилась я.

– Господи, – подруга закатила глаза, как будто удивляясь моей непонятливости. – Да она же постоянно ходит за нами и все время что-то вынюхивает. Вот нынче сидели мы с Софьей Федоровной за беседой в гостевой, так она раза четыре к нам заходила, хотя ее вовсе никто и не звал. Ей, видите ли, следить нужно, чтобы с ее хозяйкой обморока не случилось. А ведь Соня прекрасно себя чувствует и ни на что не жалуется.

– Действительно, все это как-то необычно, – задумчиво пробормотала я. – Впредь нужно быть осторожнее и не разговаривать о наших делах в доме.

Так мы и сделали. Однако вскоре произошел совсем непонятный случай. А было это на третий день после нашего приезда в Воскресенское. Рано утром я проснулась, позвала Феклушу, чтобы та принесла мне завтрак. Однако ответа на мой зов не последовало. Сожалею, что ранее не успела описать все причуды и обычаи в этого семейства. Дело в том, что завтрак у Волевских было принято приносить хозяевам прямо в комнату, так как за общим столом по утрам, как правило, никто не собирался. Да и просыпалась я всегда довольно поздно. Что-что, а хорошо выспаться я всегда любила, за что частенько журил меня мой покойный муж.

Так вот, обычно, когда я пробуждалась, хозяин дома с племянником уже уходили, а Соня с Шурочкой гуляли в саду.

С того момента, когда Софья призналась, что ждет ребенка от Волевского, девушки подружились и проводили много времени в обществе друг друга. Вот и в то солнечное утро они снова отправились в сад.

Я, лежа в постели, еще немного подождала, когда, наконец, появится Феклуша, но, не дождавшись ее, встала, оделась и решила сама ее разыскать.

В доме все было тихо. Я окликнула Феклушу, никто не отозвался. Тогда я прошла по комнатам, но нигде никого не обнаружила. И вдруг я услышала всхлипы, которые, судя по всему, доносились из кухни, так как звук был довольно приглушенным. Я быстро пересекла коридор и остановилась перед кухонной дверью. Я не ошиблась, всхлипывание было слышно именно оттуда.

Стараясь двигаться как можно тише, я приоткрыла дверь и увидела сидящую за столом кормилицу. Она плакала, положив голову на полные руки. Я, изумленная увиденной картиной, уже хотела войти, чтобы спросить крестьянку о причине таких безутешных слез, как Феклуша вдруг подняла голову и, стремительно бросившись в угол кухни, упала на колени перед висящими там образами.

– Господи, – запричитала старуха. – На все воля твоя. Бедный Владимир Георгиевич. Какой же ирод лишил тебя жизни. Как берегла я тебя, все выполняла, что просил. Будь проклят тот, кто убил тебя, – заливалась она слезами.

Я была просто шокирована таким всплеском эмоций. Вот еще одна тайна, которую мне предстояло распутать. Феклуша плакала по Волевскому, в этом у меня не было никаких сомнений. Но почему она плакала по нему? Об этом мне оставалось только догадываться. Может быть, она раньше была крепостной у Волевского, и теперь оплакивала своего прежнего хозяина? Хотя такое и редко случается, но иногда слуги очень сильно привязываются к своим хозяевам. Но тут я вспомнила, что Софья рассказывала о пребывании Феклуши в доме Долинских с самого ее, сонечкиного, рождения. По прошествии стольких лет вряд ли станешь испытывать какие-то сильные чувства к человеку, с которым видишься совсем редко или вообще не встречаешься.

Но слова Феклуши о просьбах князя, обращенных к ней, доказывали, что она виделась с Волевским, и, судя по всему, не один раз. Значит, у этой пронырливой старухи тоже были свои тайны, о которых никто не знал. Решив намотать себе эту информацию на ус, я поспешила скрыться из кухни, пока Феклуша не успела заметить меня.

Прошло еще несколько дней. Меня все больше одолевало желание оставить Воскресенское и вернуться в Саратов. Я уже начинала жалеть о том, что принялась за распутывание этого злополучного убийства. В конце концов, мое первое дело, когда я раскрывала причины смерти моего мужа и его друга, самым непосредственным образом касалось меня саму. А теперь? Я ведь даже толком не знала убитого. Однажды я сказала Шурочке о моем желании выбраться из Воскресенского, но подруга, к моему изумлению, воспротивилась. Теперь она уже загорелась желанием узнать о смерти Волевского как можно больше.

Возможно, несмотря на уговоры подруги, я все-таки вернулась бы в Саратов, но как раз в это время произошло то, что полностью изменило мои планы. Я расскажу об этом как можно более подробно, хотя, возможно, прошедшие годы стерли из моей памяти какие-то детали.

Как-то за ужином Федор Степанович сообщил нам известие, что через два дня он намеревается организовать обещанную ранее Софье Федоровне охоту и для этой цели уже пригласил нескольких своих друзей, живущих поблизости. А произошло это вот каким образом.

Ужин уже был подан. Ждали только прибытия Долинского с племянником. Те появились через несколько минут. Федор Степанович, словно молодой жеребец, необычайно подтянутый и веселый, тепло поздоровался с нами и уселся за стол. Алексей Долинский, по своему обыкновению, прошел вслед за дядей. Лицо его было хмуро, как будто думал он о чем-то тяжелом и мрачном.

– Почему ты такой веселый, папенька? – заинтересовалась Софья. – Я вижу, настроение у тебя замечательное.

– Верно ты заметила, дочка, – отвечал Федор Степанович. – Спешу обрадовать тебя приятной новостью. Нынче строительство конюшни было закончено. Мало того, – поспешил добавить он, заметив, что дочь хочет о чем-то сказать. – Через два дня я собираюсь устроить охоту. И гости уже приглашены. Завтра прибудут.

– Ах, папенька, – всплеснула руками Софья Федоровна. – Как же замечательно. И хотя я не буду участвовать в охоте, но у нас ведь будут гости. Спасибо тебе, – дочь поднялась и поцеловала отца в морщинистую щеку.