Александр Арсаньев - Убийство на дуэли

– Дядя, тебе не следовало радоваться так сильно. Ты уже не молод, – внезапно подал голос Алексей Долинский и в упор посмотрел на своего дядьку.

Лицо Долинского-старшего приняло какое-то затравленное выражение. Между племянником и дядей явно назревал конфликт, хотя причины его я еще не знала.

– Как же вы меня обрадовали, – те временем тараторила Соня. – Нужно немедленно же начинать приготовления к приему гостей. Я думаю, Катерина Алексеевна и Александра Саввишна не откажутся помочь мне.

Мы с Шурочкой согласно кивнули и заверили девушку, что непременно окажем посильную помощь во всем, чтобы приготовить дом, пока мужчины будут заниматься лошадьми и собаками для охоты.

Честно говоря, устав от практически бесполезного времяпрепровождения, я была рада немного развлечься, поэтому намечающаяся охота оказалась как нельзя кстати.

А сейчас я позволю себе сделать небольшое отступление. Дело в том, что мне хотелось бы объяснить читателям, как в былые времена в барской усадьбе устраивалась охота. Нынче такого попросту нигде не встретишь, и иногда я с большим сожалением думаю об этом.

Ну так вот, перейдем к непосредственному описанию. В дворянских кругах охота не являлась средством достижения и убийства какого-то несчастного животного. Вовсе нет. Прежде всего это было развлечение, или, если угодно, скорее своего рода увеселительная прогулка, где важен сам процесс, а не окончательная его цель.

Обычно хозяева за день до назначенной охоты приказывали лесничему, или попросту крестьянину, который отвечал за барский лес, выставить животное для охоты. В наших краях обычно охотились на кабанов или косуль. Егерь выставлял кабана, выбирал место гонки. А в кустах прятались крепостные, которые должны были криками и возгласами пугать животное и выгонять его из укрытия. Когда же кабан выбегал, тут уж за дело принимались борзые. Они неистовым лаем гнали свою жертву, настигали ее и начинали терзать до тех пор, пока не поспевали им на помощь охотники, сидя на лошадях.

Проходила охота всегда очень весело. Недаром она считалась лучшим развлечением высшего общества.

Теперь вы понимаете, почему я была настолько удивлена новостью об устраиваемой Долинским охоте. Все ранее обозначенные мною действия для устройства подобного увеселения стоили довольно много денег, коими, насколько мне было известно, Федор Степанович никак не обладал. Но, как говорится, хозяину решать, чем веселить своих гостей, особенно когда гости эти не против.

Нам была оказана большая честь вечером перед самым прибытием гостей лицезреть новую конюшню с большими, сколоченными из свежесрубленных дубов стойлами и просторными яслями для корма. Софья Федоровна, которая тоже пошла с нами, показала мне свою лошадку. Кобыла действительно была превосходна, и я сумела оценить это по достоинству, чем привела Соню в неописуемый восторг. Я подошла к лошади и мягко погладила ее по лохматой холке.

– Здравствуй милая, – ласково проговорила я, на что кобыла фыркнула и отвернула коричневую морду.

– Пойдемте, уважаемая Катерина Алексеевна, – тронул меня за руку Федор Степанович. – Выберете себе лошадку по вкусу. И Александра Саввишна пускай не отстает, – он улыбнулся стоящей здесь же Сашеньке.

Мы прошли дальше. Лошадей, как оказалось, было в конюшне не больше десятка, все превосходно ухоженные, здоровые и сытые. У меня сложилось впечатление, которое впоследствии оказалось вполне верным, что большинство доходов со своего бедного имения помещик Долинский тратит только на лошадей.

Осмотрев животных, я выбрала для себя большого вороного жеребца, который, судя по словам Долинского-старшего, имел спокойный нрав и был быстр в беге. Сашенька же избрала для охоты резвую, но веселую кобылку, серую в белых яблочках по бокам.

После конюшни Федор Степанович предложил пройти на псарню, чтобы посмотреть борзых для охоты. Однако сделать мы это не успели, так как прибежал Гаврила и доложил, что прибыл помещик Лансков со своей супругой. Услыхав эту новость, Долинский-старший поспешил встретить гостей. Нам же больше ничего не оставалось, как отправиться вслед за хозяином дома.

Савелий Антонович Лансков оказался худощавым, но крепким мужчиной с огромной гривой белых, как снег, волос. Он постоянно весело хохотал, радуясь каждой шутке, словно ребенок новой игрушке. Его супруга была полной противоположностью своему мужу. Полная, низенькая чопорная барыня, беспрестанно покрикивающая на приехавшую вместе с ней девку, она являла собой довольно неприятное зрелище. Звали ее Анастасией Михайловной.

К тому времени, когда мы подоспели к барскому крыльцу, супруги Лансковы уже выбрались из своей кареты.

– Савелий Антонович! – воскликнул Федор Степанович, приближаясь к гостю и протягивая ему руку для рукопожатия.

Однако Лансков, по всей видимости, был приверженцем истинно русских обычаев. Полностью проигнорировав рукопожатие на европейский манер, он лихо сжал Долинского-старшего в дружеских объятиях и три раза расцеловал его обе в щеки.

– Эх, Федор Степанович, а я вижу, ты все так же по-хранцузски, да по-аглицки здороваешься, – усмехнулся Савелий Антонович, намеренно коверкая слова.

– А ты все также по-медвежьи обнимаешься, – со смехом отмахнулся от него Долинский. – Давненько не виделись мы с тобой. Приветствую вас, милейшая Анастасия Михайловна, – проговорил он, поворачиваясь к Ланской и целуя ей руку.

– Здравствуйте, – отвечала Анастасия Михайловна. – Не представите ли гостей ваших?

Федор Степанович познакомил нас с гостями, но не успели мы войти в дом, как на дороге вновь показалась карета, запряженная двумя гнедыми кобылами.

– А это наверняка Евгений Александрович, собственной персоной, – улыбнулся Долинский. – Только он способен гнать лошадей так, что по всей карете ветер свищет.

Лошади действительно неслись во весь опор, как будто тот, кто сидел в карете, очень спешил. Сидящий на козлах извозчик погонял лошадей громкими криками. Вскоре карета резко остановилась возле самого крыльца, так что колеса ее жалобно скрипнули. Однако дверь очень долго не открывалась, хотя в карете и слышался какой-то шорох. Наконец, створка распахнулась, и показалась красная голова мужчины с огромным орлиным носом.

– Чертов Кузька, чуть не убился из-за него, – заругался мужчина, вылезая из кареты.

Евгений Александрович был приблизительно ровесником Долинского, судя по изрезанному морщинами лицу. Тщедушное телосложение, едкий взгляд. Единственным достоинством во всей его внешности, как я уже ранее упомянула, был необыкновенно большой тонкий нос с синими прожилками по бокам. Федор Степанович подошел к гостю.