Борис Барабаш - Последний еврей из КГБ

Так, в спорах с папой и в участии в разговорах с большими людьми, проходило мое детство. Но то, что мои поступки могли иметь и нехорошие последствия для всей семьи, я понял только в тот день.

Дни шли за днями, а меня никто не трогал. Не вызывали даже к директору. Клавдия Ивановна холодно и молча провожала меня взглядом. Химичка была подчеркнуто официальна. Чувствовалось, что не желает она меня лишний раз трогать. Но, делая перекличку, всех называла по именам и фамилиям, меня же только по фамилии. За ответы «отлично» не ставила, но и специально не «резала». То есть, всё было почти, как всегда. Чувствовалось только, что она и директор ждали развязки. И эта развязка наступила. Таким неожиданным образом, каким его никто не ждал. Произошло событие, потрясшее Одессу. Оно не имело никакого отношения к моим школьным будням. Но, как часто это бывает в жизни, очень скоро мы, сами того не желая, оказались втянутыми в водоворот событий. Они захватили нас, и, в конце концов, благополучно вынесли на берег. Помогая другим, отец помог и мне. Но об этом мы узнали позже. А сейчас, сделаем шаг в сторону, и вежливо пропустим историю вперед.

В 1971 году люди из Одессы стали массово уезжать. Уезжать навсегда. В основном, в Штаты. Но кто-то летел и в Израиль. Власти это с начала раздражало, а потом и стало пугать. Отъезд из страны сопрягли с гигантскими трудностями. Евреям начали препятствовать при поступлении в ВУЗы, а руководителей-евреев старались уволить с их должностей в народном хозяйстве.

Одним из таких руководителей был Давид Яковлевич Аксельман, начальник цеха № 14 Одесской швейной фабрики бельевых изделий. Моя мама была его заместителем.

Фамилия Аксельман известна всей старой Одессе. Еще до революции три брата Аксельман были известными закройщиками, со своим ателье в центре города, и с клиентами – известными людьми. Ткани и фурнитура покупались за границей. Для этого туда отрядили одного из трех братьев. Дела у закройщиков пошли лучше, и это требовало постоянного присутствия за рубежом. На помощь одному брату отправился и другой. Они колесили по Европе, закупали необходимое, и отправляли в Одессу. Оставшийся там брат, руководил производством, а особых клиентов обслуживал сам. Успех длился до тех пор, пока мировая война и революция в России не принудили семью свернуть дело, и уехать в Америку.

В США они постепенно развернулись. И хотя Аксельман не удалось стать еще одним Levi Strauss, на кусок хлеба с маслом они зарабатывали. Вскоре, правда, грозовые тучи разверзлись над ними и там. Сначала им не давало развиваться промышленное производство одежды. Оно было поставлено в Штатах с размахом. Цены на готовую продукцию были низкими, качество высокое, и индивидуальным пошивочным мастерским приходилось туго. Процветали только известные торговые марки, с постоянной и обеспеченной клиентурой. Аксельманы отвоевали часть этого рынка, и добились определенных успехов. Но тут на Америку обрушился кризис, и многим из клиентов стало уже не до костюмов. От разорения Аксельманов спасло чудо – пришел заказ из СССР.

В революционной России из всей семьи остался только Давид – единственный сын Якова, одного из братьев Аксельман. Увлекшись идеями социализма, молодой Давид решил строить новую, счастливую жизнь, и уезжать из России отказался. Он рано женился, и в поисках хлеба насущного переехал сначала в Харьков, а потом и в Москву. В Москве жизнь наладилась, но родившаяся дочь была слабенькой, болезненной, и семья вернулась в теплый, родной город у моря. Здесь Давид Аксельман организовал швейную артель, которая пользовалась большим успехом у искушенных жителей Одессы.

Летом 1941 года Давида Аксельмана призвали в армию. Повоевав два года на передовой, его, уже офицера, после ранения демобилизовали, и направили в распоряжение Наркомата легкой промышленности РСФСР. Председателем Совета Народных Комиссаров РСФСР, в то время был Алексей Николаевич Косыгин, будущий премьер-министр Советского Союза. Шла война, и все было для фронта, для победы. В тылу и в армии было не до изысков. О туфлях и ситцевых платьях можно было только мечтать. Но Косыгин уже тогда думал о времени после войны. Он собрал вокруг себя специалистов, спорил с ними о нелегкой жизни легкой промышленности, и просил продумать план ее модернизации. Ведь какой прекрасной будет жизнь после войны!

Тем временем, жизнь после войны прекрасной получалась медленно. Все было разрушено. Народу было нечего одеть и обуть. Люди годами ходили в армейском обмундировании. В Одессу, на восстановление и строительство швейных фабрик Косыгин, ставший на тот момент Народным Комиссаром легкой промышленности СССР, отправил двоих одесситов из своей группы – Натана Исааковича Кацнельсона и Давида Яковлевича Аксельмана. Они взялись за работу споро, и уже через несколько месяцев, объединив в одно производство пару довоенных артелей, дали первую продукцию. Косыгин это для себя отметил.

В середине 60-х годов, став Председателем Совета Министров СССР, Косыгин стал инициатором экономических реформ в СССР. Он привлек Кацнельсона и Аксельмана к разработке той части, которая касалась легкой промышленности. Общую и детальную концепцию реформирования экономики СССР разрабатывал советский экономист Евсей Либерман. Реформа дала мгновенный результат. Жизнь советских людей стала улучшаться. Бесстрастные цифры говорили о том, что национальный доход вырос, по сравнению с предыдущим пятилетием, с 30 до 45 %. Среднегодовые темпы экономического роста увеличились с 6,5 до 7,7 %. Производительность труда возросла с 31 до 39 %. Для советского человека, далекого от цифр, это означало, что на смену хлебу из гороховой муки пришел хлеб белый, пшеничный. Мясо, масло, колбасу можно было купить свободно, и без очереди. Предприятия могли за счет собственных средств построить даже жилье! Восьмая советская пятилетка (1965–1970 г.г.) вошла в историю, как «золотая».

Но к началу 70-х г.г. реформы стали буксовать. А затем и вовсе захлебнулись. Партийная номенклатура не была в них заинтересована, ибо реформированная экономика всё больше управлялась экономическими законами, и все меньше подчинялась законам политической целесообразности. Ничего хорошего это функционерам не несло. В 1971 году, в беседе с Председателем Правительства Чехословакии Любомиром Штроугалом, Алексей Косыгин сказал: «Ничего не осталось. Все рухнуло. Все работы остановились, а реформы попали в руки людей, которые их вообще не хотят. Реформу торпедируют. Людей, с которыми я разрабатывал материалы съезда, уже отстранили, а призвали совсем других. Я ничего хорошего не жду».

Либеральные идеи Е. Либермана пришлись партийцам не по вкусу. Вспомнили они и еврейское происхождение автора реформ, а также всех тех, кто принимал участие в их разработке. Причиной была не только ненависть к реформам в СССР, но и ряд политических событий за его пределами.