Ирина Лобусова - Копи Хаджибейского лимана

Подземные дома в пещерах вновь заполнились в годы гражданской войны, когда появилось множество беженцев из разрушенных, сожженных сел. Изгнанные с родной земли, люди перебирались поближе к большому городу в надежде на лучшее будущее. Но жилья там не было.

Тогда вспомнили о пещерных домах. Новые обитатели рыли новые комнаты, укрепляли стены и ходы в подземелья и хоть как-то пытались выжить на обескровленной, разрушенной земле. Но они столкнулись с тем же, что и их предшественники — холод, сырость, плохой запах, неудобство, антисанитария и прочие проблемы, которые всегда подстерегают тех, кто живет под землей.

Поэтому подземелья стали сдавать внаем, а на вырученные деньги снимать жилье в ближайших селах. И конечно же, как и прежде, пещерные дома облюбовали контрабандисты, местные браконьеры и криминал.

Очень скоро пещерный город возле Шкодовой горы стал таким опасным местом, что даже живущие совсем рядом не осмеливались заходить туда с наступлением темноты.

Двое рыбаков снимали мину в жилище деда Михея — одного из старейших обитателей пещерного города на Шкодовой горе. Ему было лет 80, и у него болели ноги, но для своего возраста он выглядел бодрячком. Он был подвижен, острым на язык, знали его как отличного товарища и любили абсолютно все обитатели здешних мест. Старик вечно опирался на свою палку и шутил, что сделала она из африканского железного дерева. Но все прекрасно понимали, что такое редкое дерево не растет в этих краях. Он и сам жил в пещерном жилище, вырыв и укрепив две комнаты с летней кухней. В соседнем селе Усатово у него жила дочь с мужем и внуками, и на зиму дед Михей перебирался к ним.

Но уже с конца теплого в этих краях марта дед Михей переселялся в свою пещерную лачугу и занялся зарабатыванием денег — он сдавал мины местным браконьерам, которые прятали от милицейских обысков снасти.

Самый лов как раз и начинался с марта, ведь зимой лиман мог замерзнуть — большие морозы не были здесь редкостью.

Жил дед Михей в самом конце Известковой улицы, где было много заброшенных домов. Со временем они стали разрушаться, и желтый камень вываливался прямо на дорогу, делая проход по этой своеобразной улице весьма затруднительным, особенно с наступлением темноты.

Но возвращавшимся рыбакам повезло — на улице они показались еще до темноты. В свете ускользающих закатных теней вполне можно было разглядеть все окрестности и проломы в стенах пещер.

Рыбаки шли мимо дома, который почти провалился под землю. Был он разрушен до такой степени, что гора в этом месте стала оседать. Груда желтых камней возле пролома стен с каждым днем становилась все больше. Камни падали просто на дорогу, сминая буйно росшие по обеим сторонам дороги растения.

Рыбаки старались пройти как можно быстрей мимо опасного места, как вдруг один из них замедлил ход, а потом и вовсе остановился и дернул второго за руку, да с такой силой, что тот поморщился:

— Ты чего? — рассердился он. — Шо за тебя в голове?

— Да ты не собачься! Глянь лучше... Шо це там? — насторожился первый.

— Да брось ты мне гембель за уши наматывать, швицер задохлый! Башку солнце запекло за рыба старенная в нос ударила? — не унимался спутник. — Где ты идешь, шоб за тут смотреть?

— Да ты глянь! Страсть-то какая... Шо до того? Ты глянь! — и с этими словами рыбак указал рукой на груду сползших вниз из-за обвала стены желтых камней.

Тут его спутник уловил странные интонации в голосе давнего друга и понял, что слова его не были пустой болтовней.

— Вон там! — Рыбак вытянул вперед руку, которая вдруг стала заметно дрожать. — Вон за там лежит! Бачишь? Давай швыденько засмотрим, шо там...

Посреди груды камней виднелось что-то неестественно красное и маленькое. В этих местах давно уже не видели такого насыщенного красного цвета. Это были края нищеты, а яркий цвет предмета, чем бы он ни был, вызывал в памяти ассоциацию с чем-то из мира достатка и роскоши, то есть с тем, чего не видывали эти края.

— Червоный... — нахмурился его спутник, — да за ярко-то как! Здеся такого отродясь не стояло, шоб за так фонарить...

— А ну геть туда, за глаза смотреть! — и, не долго думая, первый рыбак положил на землю снасти и пошел к груде камней, увлекая друга за собой.

Подойдя к камням, они буквально замерли, приросли к земле. На верху груды лежал... красный детский башмачок. Он был совсем маленький, для ребенка не старше трех лет, сделанный из блестящей красной кожи, и просто светился. В нем были даже настоящие красные шнурки. Словом, это была дорогая элегантная вещь, которую позволить себе могла только состоятельная семья. Семья нэпманов — по тем временам. Откуда детский башмачок мог взяться здесь?

— Мать честная... — прошептал один из рыбаков, а второй вдруг быстро закрестился дрожащими пальцами.

— Матерь Божья... Заступница... спаси нас... защити, матушка...

И действительно: в этом детском башмачке, лежащем на груде камней, было что-то настолько жуткое и зловещее, что это почувствовали даже необразованные и не особо чувствительные рыбаки.

— Эй, робяты, шо за столб до дороги? — раздался сзади знакомый голос. — Вы до меня копыта нашкандыбали, али за как?

По дороге навстречу им шел дед Михей, опираясь на свою сучковатую палку.

— Да подожди орать, — прервал его один из рыбаков. — Тут за такое... А ну-ка зырь! Шо за то может быть?

Заинтригованный, дед Михей подошел поближе и увидел детский башмачок. Нахмурился. Находка ему не понравилась. Перевернул палкой, башмачок скатился с камней. Стало видно, что шнурки аккуратно завязаны на бантик.

— Может, дытынка какая потеряла? — Рыбак с надеждой посмотрел на Михея, как будто тот мог знать.

— Ох, лихо... — Дед Михей, хмурясь, с сомнением покачал головой. — Нет здесь таких дытынок, шоб за такой фасон носили... Вот шо, робяты, надо ходить, посмотреть.

— Может, оно того, — второй рыбак отступил на шаг, руки у него тряслись, — сила нечистая хороводит?

— Какая нечистая! Тьфу на тебя, дурень! — рассердился дед Михей. — Кому сказано: ходим.

Согнувшись, один за другим трое мужчин вошли в полуразрушенную комнату в недрах горы. Внутренние стенки почти все рухнули, и комната представляла собой один большой зал.

Дед Михей бодро шел первым — несмотря на возраст он хотел быть в курсе всего. И вдруг... остановился. Да так резко, что едва не упал.

Обхватив лицо руками — палка выпала из его рук, — дед Михей вдруг затрясся всем телом, издавая нечто настолько нечленораздельное, что у случайного свидетеля от ужаса волосы стали бы дыбом. И действительно — ужас, первобытный ужас словно охватил сгорбленную фигуру деда Михея...

Тут и оба рыбака, оказавшись за его спиной, смогли взглянуть вниз. Один стал белым как мел, словно из него разом выпустили всю кровь, а второй дико завыл. И, воя по-звериному, бросился прочь из ужасной пещеры...