Наталья Рыжкова - Длинные тени грехов [СИ]

Анна и Катюша присели за общий стол для прислуги. Лакей Харитон, поскольку князь отошёл ко сну, позволил себе остаться и сейчас ловил взгляд нареченной, прикрывшись рукой от сурового её батюшки.

Степан заметил маневры молодца, но только крякнул и обратился почтительно к княжеской кастелянше:

— А скажите, Анна Николаевна, довольны ли вы Катериной?

— Весьма, — сдержанно ответила та, хотела что-то добавить, но передумала, поведя строго очерченной бровью в сторону Харитона.

В кухню вошла, сняв валенки в дверях, девка Фрося — кухонная работница, её морковного цвета волосы полыхнули факелом. Молча взялась драить чугунок, размахивая от усердия подолом.

— Ну-ну, подальше отойди, — брезгливо поёжился Харитон, отъезжая на лавке.

— А чё? — вскинула белесые бровки девка, — тоже мне боярин шелудивый!

— Сама шелудивая, дура! — обозлился лакей. — Заразу выведи, потом к честным людям приближайся!

— Не помогает средство-то? — сочувственно повернулась кухарка к Фросе. Та из стороны в сторону помотала тощей косицей.

— Да оно и понятно, иноземная эта пудра разве кому поможет! А Перпетуя с Аннушкой обещались для тебя мазилку сделать…

— Тама у ворот дяденька коробейник просится, — Васятка возник, как чёртик из табакерки и, глотая слюну, смотрел на остатки еды на столе, — сказывает, товар хороший…

— Нечего во двор пускать невесть кого, — прорычал Степан, — чай, не простой дом у нас…

— Погодите, Степан Иванович, — махнула рукой Глафира, — вы-то в город выходите, почитай, каждый день, а нам, нешто, и побаловать себя нельзя? Тепереча до Масленицы в лавки не попадём.

— И то правда, — согласилась кастелянша, — мне вот гребень новый нужен…

— Ладно, но я со стервеца глаз не спущу, чтобы в хоромы ни ногой! Да стражнику скажи, Васятка, пусть в людскую его ведёт!

Вместе с коробейником через чёрный ход в людскую ворвался запах мороза и ветра с Невы, загадочные ароматы большого мира, сразу стало тесно и шумно.

— А вот для раскрасавиц всякие радости! Для девушек-душенек, для молодух-прелестниц, для бабонек-затейниц! — с порога завёл ухарь.

— Цыть, ты, ирод, — оборвал его Степан, закрывший собой проход к парадной лестнице, — чего разорался?

Молодец сорвал шапку с головы и тряхнул буйными кудрями:

— Прощения прошу, боярин, буду тише мыши на полатях. Звать-величать меня Акимом Зотовым, — он снял с шеи короб и поставил на лавку, предлагая рассмотреть товар. Женщины, забыв обо всём на свете, бросились копаться в каких-то финтифлюшках, к неудовольствию Крайнова.

— Ты, красавица, пользуешься помадой? — спросил ласково парень у Катюши.

— Нет, один раз только княгиня меня украсила… в шутку, — робко ответила девушка.

— Ну, у княгини-то помада, небось, французская? — подмигнул торговец. — А у меня простая, наша, для русских девушек, — Аким осторожно помазал палец и поднёс к и без того румяным губам Кати.

— Нам это ни к чему! — Харитон дёрнул за руку невесту и оттеснил её от молодца. Тот усмехнулся понимающе и перенёс внимание на Анну.

— А для тебя, милая, платочки имеются, чтобы перед супругом нарядной показаться, — сверкнул он зубами.

— Вдовая я, — тихо ответила Анна, подняв взгляд от всевозможных гребней.

— Ну, с такой-то красотой это ненадолго, — пропел молодец, жадным взглядом охватывая статную фигуру кастелянши, — в самом соку бабонька!

Анна смутилась, как девчонка.

— Из Малороссии, что ли, будешь? — тихо спросил Аким. — С какого места-то?

— Из Чернигова, — в тон ему ответила кастелянша и, скромно улыбнувшись, расплатилась за гребень.

Сам не зная почему, Степан начал злиться и на прохиндея, и на баб, у которых в голове одни игрушки. Но тут вмешалась Глафира — в её почтенном возрасте уже меньше интересуются украшениями, а больше ценят дружескую беседу.

— А скажи-ка, мил человек, что там на свете белом делается? — кухарка протянула торговцу Акиму кружку разогретого молока. Тот принял дар с благодарностью и присел рядом со своим лотком.

— Да разные слухи по городу разлетаются, — осторожно покосился он на Крайнова, — вот слышал, дела царевича совсем плохи… Вернулся он в Россию да сидит, сказывают, под домашним арестом… А может, и не сидит… И допрашивает его сам царь… А что далее будет — Господу нашему одному и ведомо.

— Ох, неушто, сына своего не пожалеет! — вскрикнула добросердечная Глафира.

— Ну, идите себе, дел у вас что ли нету, — Степан указал дочери в сторону кухни, а лакея подтолкнул к парадной лестнице, — нечего уши развешивать.

Харитон и Катюша послушались, но остальные не двинулись с места.

— А правду говорят, что ампиратор по ночам вороном оборачивается и тем, кто затемно домой не успел, глаза выклёвыват? — выдохнула Фрося.

— Тьфу, дура, — рассердился Степан и отвесил девке подзатыльник. Та не-громко завыла, привычно стараясь вызвать жалость у Глафиры.

— Нельзя, девушка, глупости болтать! — покачал головой Аким. — Темнота ты деревенская! Император день и ночь о нашем благе думает, ты вот, поди, и не знаешь, что царевич злоумышлял против отца своего, стало быть, против всей Руси?

— Но пойти против своей плоти и крови, сына родного! Возможно ли? — вмешалась Анна, — Да правда ли это? — нахмурилась и о чём-то задумалась.

— Так ведь ОН не простой человек, как мы с вами, — понизил голос торговец, — ЕГО рукой водит… — он замолчал и внезапно рассмеялся, — Да что это я! В та-кой дом пришёл, уж вы-то больше меня знаете!

— Мы, человек хороший, ничего не знаем про то, про что знать простому люду не положено, — ответил за всех Степан, — и тебе бы языком надо поменьше трепать.

— Наш Степан Иванович был денщиком самого Светлейшего князя, — похвалилась кухарка, — уж в стольких походах да битвах с ним бывал!

— А-а-а, — протянул торговец, — куда уж мне тогда! Вы-то повидали мир, сударь мой. И где же воевали?

Крайнов не удержался — было у старого солдата слабое место:

— Так всюду, паря. И в Нотебурге, и под Калишем, и под Лесной, знамо дело, под Полтавой, опосля в Польше, в Курляндии… Когда Александр Данилович Шлиппенбаха пленил, рядом с ним, отцом нашим, стоял… Да, удостоился великой чести… — мыслями своими унёсся солдат в былые дни, когда каждый день был наполнен опасностями, а жизнь любого, от самого царя до последнего ординарца, не стоила и полушки.

— Честь вам и уважение, Степан Иванович, — серьёзно сказал Аким, — вы-то свой долг выполнили… И самого царя видели? — вдруг спросил он.

— Да вот как тебя сейчас! — усмехнулся Крайнов, — И разговаривать Петр Алексеевич со мной неоднократно изволил. Эх, да что там! Времечко славное было.

— И царевича видели? — после вопроса торговца все воззрились на Степана.