Наташа Полли - Часовщик с Филигранной улицы

Под циферблатом из прозрачного стекла была видна работа часового механизма. Часы работали, они показывали правильное время. Под стрелками серебряный баланс вращался на тончайшей проволочке; зубчики шестеренок, приводящие в движение секундную стрелку, тикали под камнями. Под ними плотно располагалось еще множество деталей часового механизма, гораздо более сложного, чем в обычных часах. Он не мог догадаться, для чего они нужны.

Из открытой крышки часов выпорхнул бумажный кружок и спланировал к нему на колени. Таниэль перевернул его. В круглой рамке из тонко прорисованных листьев красовалась надпись:

Мори. Он не представлял, кому может принадлежать такое имя. Пожалуй, похоже на итальянское. Он вложил кружок обратно в крышку и, все время поглядывая на него, стал собираться: побрился перед зеркалом, надел воротничок, повязал галстук. Рутина с одеванием и раздеванием повторялась каждые утро и вечер, и он, не глядя на часы, точно знал, что ему требуется ровно двадцать одна минута, чтобы одеться. Он настолько к этому привык, что, если он отвлекался на что-то необычное или замедлялся, то начинал нервничать. Разглядывание часов и размышления, стоит ли брать их с собой, привели его в некоторое смятение. В конце концов он решил взять часы с собой и показать их Уильямсону. Перед тем как закрыть за собой дверь, он в последний раз окинул взглядом комнату. Все было идеально прибрано, чище, чем при первом его появлении здесь, никакого хлама. Если Аннабел придется сюда приехать, ей потребуется не более получаса, чтобы упаковать оставшиеся после него вещи.

Таниэль шел через постепенно редевший туман. Над рекой туман был еще очень густым, сквозь него проглядывали призрачные очертания корабельных мачт и тянуло затхлым запахом речной воды. Он миновал здания Парламента и Вестминстерское аббатство – падавшие от их высоких стен густые тени все еще хранили в себе ночной холод, – и пошел дальше по Уайтхолл-стрит, по обеим сторонам которой высились новые светлые здания. Тревога, звеневшая внутри него уже долгое время, теперь будто цепкой рукой сжала его внутренности. Бомба на Виктории представляла собой маленький часовой механизм, его легко можно было поместить в обувной коробке. Завода даже самых обычных часов хватает больше чем на день. Бомба уже сейчас может находиться в здании.

Желтое звучание железной лестницы доносилось откуда-то издалека, а подъем до телеграфного отдела на третьем этаже казался теперь гораздо длиннее. Войдя в помещение, он несколько минут постоял, безучастно уставившись на ближайший к дверям телеграфный аппарат, прежде чем заставить себя взять в руки новый рулон телеграфной ленты, а взяв, он сдавил рулон так сильно, что на его верхнем крае остались вмятины от пальцев. Таниэль не успел поменять ленту на более ровную, так как аппарат ожил, отстукивая сообщение, и пришлось спешно записывать расшифровку. Необходимость сконцентрироваться на работе помогла Таниэлю собрать свою волю в кулак. В конце концов, глупо было думать, что бомбу непременно подложат в Уайтхолл. Если страх парализует все государственные службы, Клану-на-Гэль можно будет не возиться с динамитом: ведь именно в этом состоит их цель. Ему в жизни не приходилось встречать ни одного ирландца, но он вдруг решил, что никому, черт подери, не позволит выбить себя из колеи и заставить трястись от страха.

Захлебывающийся ритм отстукиваемых аппаратом точек и тире свидетельствовал о том, что на другом конце линии находится Уильямсон.

Часовой механизм обнаружен и – обезврежен в основании колонны Нельсона. Откомандированный офицер рапортует, что на вид он – сложный. Крепкие пружины и шестнадцать пачек динамита. Должен был сработать через тринадцать часов, то есть в 9 вечера. Сегодня отправлю наряд полиции еще раз обыскать Хоум-офис – пожалуйста подтвердите получение…

Таниэль держал в одной руке вылезающую из аппарата телеграфную ленту, положив другую руку на бронзовую рукоятку ключа, и, как только Уильямсон остановился, отстучал в ответ:

– ДУ Долли сообщение получено.

Последовала пауза. ДУ означало «доброе утро», но Таниэль тут же сообразил, что Уильямсону с его скрупулезной манерой кодирования, скорее всего, это неизвестно. Его собственный английский с тех пор, как он стал телеграфистом, быстро претерпел изменения. Телеграфисты пользовались множеством сокращений. ДУ – «доброе утро», П – «продолжайте», 1 – «минуточку», О – «отвяжитесь» (последнее, как правило, адресовалось в Форин-офис).

– Как вы – всегда узнаете, что это я?

– По вашей манере печатать.

– Вы, ребята из Хоум-офиса, иногда раздражаете. Собираетесь – пойти выпить после работы? Похоже, все – сговариваются закончить день в – «Восходящем Солнце».

Это был паб напротив Скотланд-Ярда, чуть ниже Трафальгарской площади.

– Надеюсь пойти, – ответил Таниэль . – Не планирую умереть на службе у британского правительства. Слишком маленькая компенсация. Помните часы, которые кто-то оставил у меня дома?

– Да, а что?

– Крышка раньше не открывалась. Она открылась сегодня. Думаю, вам надо на них взглянуть.

– Большие?

– Карманные.

– Значит, не взрывоопасны. Это – чертовски странно, но сегодня нет времени ни для чего, что не содержит – в себе динамита. Извините. Должен идти.

– Постойте. Вы сказали, что часовой механизм под колонной был поставлен на 9 вечера. Если есть и другие бомбы, надо ли ожидать, что они установлены на то же время?

Долгая пауза. Затем:

– Да.

Таниэль отнес первое сообщение старшему клерку и выбросил остальную ленту с перепиской. Когда он вернулся, выброшенная лента в корзине для бумаг медленно расправлялась, как сухожилия умершего существа. Глядя на нее, Таниэль почувствовал, что ему тоже необходимо распрямиться. У него уже некоторое время болела затекшая шея, так как давно не выдавалось свободной минуты, чтобы просто походить и расправить мышцы.

– Уильямсон говорит, что все может произойти сегодня вечером, в девять, – объявил Таниэль.

Трое телеграфистов прервали работу, и в комнате на мгновение наступила тишина. И в эту короткую паузу раздался гром орудийной стрельбы. Все четверо подскочили на своих местах, но почти сразу нервно рассмеялись. Это была всего лишь конная гвардия. Ежедневно в восемь утра они стреляют на плац-параде. Таниэль достал часы, чтобы для верности проверить время стрельбы. Так и есть, ажурные стрелки показывали восемь. Розовое золото блестело знакомым цветом человеческого голоса.

– Ух! – восхищенно сказал Парк. – Откуда они у вас?