Ольга Михайлова - На кладбище Невинных [СИ]

— Реми, вы вечно задерживаете забаву…

Ответ мсье де Шатегонтье было трудно передать из-за предельной грубости выражений. Он дал понять своему собеседнику, что тот не имеет право соваться со своими дурацкими рекомендациями, тем более, что он, Реми, в который раз вынужден забавляться из одной только любви к искусству, в то время как кое-кто набивает себе карманы.

Шарль де Руайан ничуть не обиделся этим упрёком, но возмутился по совсем иному поводу.

— Бог мой, и ты говоришь о любви к искусству? — граф драматично возвёл глаза и руки к небу, — Реми, друг мой, что ты понимаешь в искусстве? Да ты не отличишь терцию от квинты!

В ответ мсье де Шатегонтье, снова не выбирая выражений, порекомендовал дорогому дружку Лоло, чтобы тот со своим искусством шёл бы в то самое отверстие, где в настоящий момент пребывает его детородный орган.

Но распре не дали разгореться.

Реми покончил, наконец, с забавами, отошёл от девицы, плюхнулся в кресло, кутаясь в плащ, между тем к жертве тихо подошёл человек, о котором Риго слышал как о вырожденце с противоестественными склонностями. Молва не ошиблась, но недооценила противоестественность наклонностей мсье де Шомона. Риго не понял вначале, глядя на ужасное зрелище сверху, что произошло, и почему визжащая девица вдруг обмякла и смолкла, едва лишь Бриан поцеловал её в шею, но тут с ужасом заметил кровь, стекающую про груди Мадлен.

— Только Бога ради, Брибри, не вздумайте переусердствовать, как в прошлый раз. Если опять из-за вас жаркое суховатое выйдет — вы не расплатитесь, — подал голос хозяин, герцог де Конти.

Брибри кивнул, и снова приник к шее сидящей девицы. Риго почувствовал, что на его голове шевелятся волосы — глаза Бриана де Шомона светились в темноте, даже когда он отворачивался от света. Аббат, увидев прокушенную шею девицы, перекрестился онемевшей рукой. Шарло де Руайан увлечённо играл на лютне, и тут его светлость напомнил его сиятельству, что теперь его очередь. Звуки смолкли. Риго сжал зубы, увидев, как Лоло извлёк из чехла лютни странный тонкий нож. Мгновение — и шея девицы была перерезана, при этом крови выступило до странности мало, Шарло же затрясся, будучи перевозбуждён, присел рядом с Брибри и слился с ним в жутком поцелуе.

До сих пор молча сидевший в кресле на возвышении возле огня человек медленно поднялся, ощупал девицу и недовольно проговорил, что она ещё слишком тепла. Герцог де Конти, разрезав остатки платя на Мадлен, швырнул тряпки в огонь. Потом откупорил бутылку вина и все выпили. Время текло медленно. Наконец, полный человек, шепнув покойницу по ягодицам, удовлетворённо кивнул.

Это был Тибальдо ди Гримальди.

Банкир неторопливо совокупился с мёртвым, залитым кровью телом. Аббат почувствовал, что горло пересохло, а руки заледенели. Сен-Северен с силой закусил губу, но онемевшие губы ничего не чувствовали. Он дрожащей рукой нащупал в кармане штанов нож, торопливо вытащил его, вонзил острие в руку. Боль пронзила и словно чуть разморозила. Жоэль задышал ровнее, в глазах просветлело. Его сотрясло странное чувство — ужаса, понимания, непонятного изумления, какого то восторженного экстаза.

Мысли остановились.

Он наконец-то все понял.

Вот он, Сатана.

Вот оно, чудовище.

Вот тот, кто задумал всё это.

Несколько минут Сен-Северен просто не мог оправиться от этого последнего потрясения. Перед его невидящим взором всплывали пальцы Тибальдо в дорогих перстнях, упирающиеся в живописные полотна, недоумевающее лицо банкира при известии о гибели Люсиль, отрешённый вид на кладбище, живая благодарность герцогу за сочувствие… Потом вспомнилось лицо Тибальдо на парижском бульваре, вдумчивые суждения о Леонардо, спор с де Конти об искусстве…

Будь всё проклято.

И снова его смутило странное чувство — немого восторга, сменившегося ужасом и трепетом внутреннего страха.

Тибальдо между тем лениво, но с чувством играл любовную увертюру с покойницей, а его светлость успел за время амурных прелюдий и интерлюдий банкира, пока рядом совокуплялись Лоло с Брибри, а Реми и Камиль допивали вино, разровнять в камине угли и пепел, и водрузить на решётку жаровню и даже вытащить из-за книжного шкафа изящный кувшинчик тонкой работы. Он наблюдал теперь за Тибальдо. Было заметно, что ему не терпится, но торопить банкира он всё же не стал — сказывалось прекрасное воспитание.

Наконец, банкир, вдоволь отведав любимого блюда, предоставил возможность его светлости тоже полакомиться, и вскоре огромные куски человечины скворчали на лучшем оливковом масле, распространившим по комнате приторный, чуть сладковатый мясной запах. Снова, почти как бывало в салоне, возник спор банкира и герцога — ди Гримальди советовал не переперчить мясо, но добавить больше соли и специй, и заказал себе отдельный кусочек — с сушёным чесноком и майораном.

Как гостеприимный хозяин, герцог велел сменить перепачканную кровью скатерть, которую тоже швырнули в камин, и вскоре подал угощение на серебряных подносах. Руайан ел, как принц крови, порезав мясо на мелкие кусочки, нанизывал их на серебряную вилку и жевал с подлинным аппетитом. Но Брибри рвал мясо зубами, и Лоло обозвал его поросёнком. Камиль д'Авранж отказался от трапезы: это мясо, на его вкус, было сладковато, а Реми де Шатегонтье отметил, что это нездоровое питание.

Он предпочитал и предпочитает спаржу и мясо молодых курочек.

С ним никто не спорил. Разговор за трапезой был светским, однако, его портил грубостями Реми де Шатегонтье. Он напомнил присутствующему здесь хозяину дома, что покупка имения ждать не будет, и если мсье д'Авранж в очередной раз нагородит кучу лжи о своей сестричке и снова спрячет её…

Д'Авранж оглядел его мутными глазами.

— Я уже сказал тебе, Реми, никого я не прятал!

Начавшуюся ссору снова погасили. Но Реми продолжал высказывать свои претензии — теперь всем.

— Почему, чёрт возьми, я должен быть последним? Неужели Шарло помирал с голоду? Я уж молчу о вас, Тибальдо! А Брибри? Но я вёл себя, как благородный человек. Но эта дурёха — неужели так уж нужна вам, Габриэль?

— В данном случае, дорогой Реми, вы не хуже меня знаете, что я тут ни при чём. — Герцог, с аппетитом жуя и чуть причмокивая, был настроен благодушно. — Не исчезни эта девица де Кантильен, всё было бы так, как договорено. Эта вкуснейшая тушка — для меня не прибыль, но гастрономический шедевр, и только. Никуда ваша добыча не денется. В следующий раз д'Авранж разыщет её, чёрт возьми. Что до Шарло, то вы несправедливы к Руайану. — Граф Шарло, жуя, при этих словах его светлости утвердительно кивнул. — Это был пробный шар нашего уважаемого Тибальдо, мы учились, постельные интересы д'Авранжа и финансовые Руайана просто совпадали с изысканными прихотями нашего итальянского друга. Но и вы основательно полакомились тогда, согласитесь. Что да этой потаскушки Люсиль — так это ведь была ваша прихоть, а для д'Авранжа — вообще чистейший альтруизм, самопожертвование. Я благодарен дорогому Камилю за готовность жертвовать своими интересами. — Его сиятельство граф д'Авранж с достоинством поклонился его светлости. — Совпали интересы вашей мести и расчёты нашего дорогого Тибальдо, ибо участок под домом вдруг взлетел в цене втрое. Ведь рядом построился Субиз. Можно ли было упускать такое?