Валерия Вербинина - Ласточкино гнездо [litres]

Ведь не зря же сказал Парамонов, что Броверманы знают, кто убил их брата, но предпочитают молчать. В такой ситуации люди обычно держат язык за зубами потому, что они напуганы. А вдруг Кеша…

«И я, как нарочно, разболтал ему, что я из угрозыска… – мелькнуло в голове у Опалина. – Черт побери!»

– Все в порядке? – спросил у сестры Иван Ильич.

Уж он-то точно не опасался Кеши и вообще не обратил особого внимания на его появление.

– Да, да, – отозвалась сестра и повернулась к Кеше. – Вообразите, когда вы вошли, я почему-то вспомнила почтальона. – Говоря, она быстро поправила волосы, переставив несколько шпилек. – Помнишь, Ваня? Почтальон… как же его звали… который летом четырнадцатого года принес известие о том, что Россия вступила в войну.

– Да не помню я, – с досадой отозвался брат, убирая гитару. – И при чем тут война? Все же знают, что большевики ратуют исключительно за мир. – В его последней фразе зазвенела жалящая ирония.

– Странно, что иногда появление почтальона может разделить жизнь на до и после, – со вздохом промолвила Вера Ильинична. – Мы тут живем, так сказать, на отшибе, гости бывают у нас редко… Я очень, очень рада. Проходите, пожалуйста, я… Я сейчас накрою на стол.

Опалин ощутил что-то вроде разочарования.

Он ошибся, хозяйка дома вовсе не испугалась Кеши, просто его появление напомнило ей о знаковом образе из ее прошлого. Когда она говорила, что «очень рада», по голосу и по выражению лица чувствовалось, что она действительно рада и что гости не внушают ей никаких опасений.

– А юноша со шрамом из Москвы, – вмешался Иван Ильич с сардонической улыбкой. – И даже из уголовного розыска. Признайтесь, молодой человек, вы все выдумали про Варвару Дмитриевну, а?

– Нет, не выдумал, – сердито сказал Опалин. – Я у нее живу.

– А!

Собака поднялась с места и затрусила в дом.

Иван Ильич откинул плед и взял костыли, которые были прислонены к стене.

– Нет, молодые люди, не надо мне помогать, – сказал он сухо, когда Опалин и Кеша одновременно сделали движение, чтобы помочь ему. – Прошу вас, не стоит… Вы ведь по поводу моего брата? – Остановившись возле Опалина, он пытливо всмотрелся в его лицо. – По крайней мере, это хоть немного отвлечет Веру.

Он скрылся в доме; его сестра удалилась еще раньше.

Кеша снял фуражку и вытер пот со лба.

– Что это за люди? – спросил он.

– Помнишь утопленника, который всплыл во время съемок? – вопросом на вопрос ответил Опалин. – Это был их брат.

Кеша огляделся.

– Невеселая у них жизнь, – пробормотал он, поежившись.

Опалин не стал отвечать. Он сказал:

– Знаешь, этот дом ужасно милый. Но… как бы это сказать… В общем, ему бы лучше стоять в каком-нибудь другом месте.

– Зато море близко, и есть пляж. – Кеша пожал плечами. – Что толку говорить о том, где дом мог бы стоять, раз он уже здесь?

Вера Ильинична пригласила их войти, и Иван заметил, что она переменила блузку на более нарядную, приколола брошку и набрызгалась одеколоном.

Опалину было немного совестно – он отлично сознавал, что явился сюда вовсе не бескорыстным гостем. А между тем ему с Кешей уже показали, где находится рукомойник, усадили за стол и стали хлопотать вокруг них.

– Неужели у вас нет горничной? – спросил шофер, глядя, как Вера Ильинична расставляет тарелки.

– Домработницы? Летом – нет, – ответила хозяйка, – летом тут все живут сдачей внаем и не хотят идти в услужение… Потом, когда сезон кончается, конечно, найти прислугу проще.

Опалин начал говорить, что он пришел по делу, что ему совестно обременять Веру Ильиничну и ее брата…

– Конечно, по делу, – закивала она, – мне брат уже сказал, что вы интересуетесь тем, почему Максим… Ох-ох-ох! – Вера Ильинична протяжно вздохнула. – Вот после обеда и поговорим. – Она повернулась к шоферу. – Вы любите виноград, Костя?

– Я Кеша, – поправил ее тот, сконфузившись. – Ну… да, люблю.

– Вот и прекрасно! – воскликнула Вера Ильинична. – У нас свой виноград… вообще все свое, я хочу сказать, что касается фруктов… и вино тоже… Ах, вино, как я могла забыть! – И она побежала за вином.

Опалин огляделся.

Милая старая мебель, горка с фарфором, по стенам – фотографии в рамках, несколько любительских пейзажей. Он поднялся с места и стал бродить по комнате, изучая фотографии. Его всегда привлекали снимки, особенно те, в которых была запечатлена семейная история. От собственной матери, которая уже умерла, у Опалина осталась только одна фотокарточка.

Муж и жена, мать и дочь, родители и группа из пяти детей – три мальчика, две девочки. А вот, очевидно, Вера Ильинична – гимназистка. Он ошибся, она не была красавицей – подвел пухловатый овал лица, но по-своему она была прелестна. Юноша в студенческом мундире, его брат, также в мундире, а вот группа из четырех подростков в черном – кто-то умер. Должно быть, брат – мальчиков осталось только двое. И опять – карточки, карточки, карточки. Постаревший глава семейства без жены, группа из трех взрослых детей…

Машинально Опалин отметил, что снимков, сделанных после 1917 года, тут, по-видимому, не было.

Он услышал характерный стук костылей по половицам и обернулся.

Ох, непрост, весьма непрост оказался Иван Ильич.

Прежде чем выйти к гостям, он надел мундир царской армии со всеми наградами, которые, судя по всему, получил, воюя с немцами.

«Георгиевский кавалер… – бухнул кто-то в голове Опалина. – Эх… Ноги потерял… здоровье потерял… и все напрасно».

Вскинув голову, Иван Ильич с вызовом встретил его взгляд.

– Да-с, воевал и не стыжусь, – проговорил он, возвысив голос, хотя ему никто не думал возражать. – Кровью все заработано, кровью оплачено. Многим, например, зятю моему, этого не понять…

– У вас есть зять? – пробормотал Опалин.

Почему-то он думал, что и Вера, и ее брат были совершенно одиноки.

– Да-с, коммунист, – ответил Иван Ильич. – Занимает какую-то должность… в раю… в райкоме, что ли. Вы должны меня извинить, я старое ископаемое, – объявил он и посмотрел строго.

Кеша вытаращил глаза.

– Ну так меня аттестует любезный зять, – продолжал Иван Ильич, осторожно усаживаясь на стул. – Впрочем, я на него не в обиде. По крайней мере, благодаря ему нас никто не пытается выставить из дома… Я заметил, что вас заинтересовала наша семья, – продолжал он, глядя на Опалина. – Обычная семья, пять человек детей, а теперь остались только мы с Верой. Брат Афанасий умер от чахотки, Надя угорела, Максим… Про Максима вы и сами знаете.

– Кто его убил? – спросил Опалин.

Он не сомневался в том, что прямого ответа не получит, а хотел посмотреть на реакцию.

– Жизнь, – просто ответил Иван Ильич. – Убивает всегда жизнь, вы не знали? Будете говорить с моей сестрой, прошу вас, выбирайте слова. Ваш коллега, который приезжал сюда до вас, не отличался особой деликатностью.