Алексей Филиппов - Презренный кат [СИ]

Это произведение, написано автором «Самиздата» — одним из номинантов «Детективного конкурса Литвиновых», инициаторами и организаторами которого выступили популярные авторы детективного жанра и редакторы «Эксмо» (крупнейшего поставщика детективных талантов на книжный рынок).

Данная конкурсная работа представлена сейчас на Ваш читательский суд.

Прочтите и напишите о прочитанном! От Вас, читателей, зависит чья-то писательская судьба…

Алексей Николаевич Филиппов

Кат Тайной канцелярии Еремей Матвеевич Чернышев явился сегодня в свой застенок с приличным опозданием, опечаленным лицом и красными от недосыпания глазами. Он громко чертыхнулся, запнувшись о потертый многими преступными ногами порожек, засветил, от зажженной еще на улице свечи, настенный факел, и стал при мерцающем свете, чуть коптящего пламени, неспешно доставать из-под лавки нужные в сыскном деле инструменты.

Каждый день, переступив порог мрачного застенка, первым делом извлекал Еремей Матвеевич на свет факела и аккуратно раскладывал на широкой лавке: плети, батога, связки ремней, клещи замысловатой конструкции и много другой зловещей всячины, весьма неприятной постороннему глазу, но полезной для сыскных дел. Очень полезной. На всякую, как говорится, гадину имел кат свою крепкую рогатину. Много здесь было того, чего смекалистый человек придумал мучений своего же собрата. Да чего там — много? Всё почти было. Без хорошего инструмента, какое ремесло? Без хорошего инструмента в любом деле никуда. Это уж закон жизненный такой. Конечно, с хорошими руками и без инструмента чего-то сделать можно, но вот чтобы отменную работу показать, на загляденье глаз чтобы, так тут ни в какую. Славу кое-какую и без инструмента доброго добудешь, если бог талантом не обидел, а вот уважения среди своей знающей братии снискать, так это уж — никогда. Это вам любой мастер скажет. Кого ни спроси. Любой.

Инструмент у Еремея Матвеевича был знатный и достался он ему от старшего дяди по материнской линии Ефрема Кондратьевича. Вот хороший человек был. Такой хороший, что искать будешь лучше по всей округе — и не найдешь. Царство ему небесное и память вечная. Если бы не дядя Ефрем, то вообще неизвестно, как бы судьба Еремея повернулась. Скорее всего, так в деревне он на всю жизнь и застрял бы. А куда оттуда без счастливого случая денешься? Наследства ожидать Чернышеву не от кого было. Какое там наследство, когда их семеро у матери после смерти отца осталось? Задавило батюшку злой лесиной на порубке боярского леса. От комля сосны корабельной не уберегся он. Всю грудь до синевы смяло. Чуть живого его тогда в избу мужики принесли. Еремей в ту пору еще носом до стола еле доставал, но день тот страшный хорошо помнит. Уж больно жалостливо мать тогда кричала. Кричала и волосы рвала. Жуть, как страшно в тот день было.

Промаялся батюшка с увечьем своим до Покрова дня, поохал да постонал, слюной кровавой поплевался и помер, оставив жену вдовой горемычной и детишек сиротами, никому не нужными. В бедности великой они тогда жили. В такой бедности, что дрожь по коже бежала от воспоминаний тех. Хлеба без лебеды и не пробовали никогда, а зимой после Крещения, стыд кому сказать сейчас, побираться Еремей ходил. Брал суму переметную и шел по дворам. До слез ему было стыдно, но куда денешься? Идти-то всё равно надо. Не приведи Господи, повторить кому судьбу подобную. Не приведи. Однако и после такой жизни можно было бы в люди добрые выбраться. Конечно можно, если постараться очень и голову ясную иметь. Здесь главное самому себя клеймом неудачника смолоду не пометить. Если пометишь, поставишь от страха да безвыходности на своем счастье крест, тогда уж пиши — пропало, а если биться будешь до последнего, то может и получится что-нибудь. Сначала в примаках у кого-нибудь пожить можно, если с умом невесту подыскать, а потом глядишь, и сам отстроишься да хозяйством обзаведешься. Тяжело так хозяйство с достатком заиметь. Очень тяжело, но у кое-кого получалось. Здесь главное трудиться день и ночь, не покладая рук и бога об удаче молить. Господь, он ведь сверху всё увидит, и всегда каждому по заслугам полной пригоршней отмерит. А хорошего или плохого, так это кто как себя перед ним показать сумеет. Повернула бы тогда судьба Еремея Матвеевича по крестьянскому пути, он бы там точно своего добился. С его характером чего хочешь добиться можно.

А может, в солдаты забрали бы или в матросы, скажем? Тоже впрочем, неплохо, если, конечно, в гвардейский полк какой-нибудь попасть. Здесь тоже птицу счастья за хвост её цветастый ухватить возможность нередко имеется, да только вот жизнь у солдат с матросами уж больно беспокойная да суетная. Надо прямо сказать, опасная иногда у них жизнь. Не всегда конечно, но бывает. То ли дело в канцелярии, да еще и тайной: здесь и уважение с почетом, и плата от Государя приличная, к тому ж почти вовремя всегда, и под пули свинцовые голову подставлять не надо. А самое главное у высоких персон часто на виду. А бывает даже, грех кому рассказать, что персона эта высокая визжит под кнутом, как всякое другое существо. Вот так и бывает: вроде такая уж высокая персона эта, что выше уж и некуда, а потом раз и визжит, словно поросенок резаный. Пронзительно так. Будь он князь или боярин, а на дыбе все равны. Все оттуда на ката жалостливым оком смотрят. Все, без исключения. Это только до дыбы некоторые хорохорятся, а как так начнут кости хрустеть да кожа под кнутом лопаться, так и вся спесь мигом слетает. Мигом.

Слава тебе Господи, что дядя Ефрем бездетен и добр оказался. Безмерно был добр дядюшка, так добр, что таких добрых не только на деревне, а и в самом городе Петербурге вряд ли сыскать. Вечная ему память за дела его добрые. Не позволил он племяннику маяться в деревне глухой да спину ломать от труда непосильного, а взял его с собой в град стольный Петербург.

К делу хорошему дядюшка, тогда ещё безусого Еремейку, приставил. Сначала в застенке убираться позволял, дрова для горна готовить, потом пыточной премудрости немножко обучил, инструмент добротный по наследству передал да и помер в одночасье от болезни в животе. Всё Ефрем Кондратьевич вовремя успел сделать, кроме, как детей своих завести. Даже к грамоте племянника немного пристрастил. Особо, конечно не мудрил, но чтению с письмом обучил Еремея самым подобающим образом.