Зуфар Фаткудинов - Сквозь страх

В полдень сквозь плотные серые тучи прорвался осенний луч солнца и весело скользнул по кишевшему муравейником городскому базару. Но этот проблеск в сумрачных буднях никто, кажется, не заметил. И солнце, словно обидевшись за это на огромную разношерстную шумливую толпу, утопавшую в заботах и нужде, исчезло, брызнув напоследок многочисленными яркими искорками по начищенным медным самоварам, керосиновым лампам, посуде и прочей блестящей утвари, выставленной на продажу. Только рослый рыжеватый юноша грустно взглянул на непроницаемую пелену облаков, натянул на коротко стриженую голову только что купленную кепку и двинулся к выходу с базара.

В размеренный базарный шум неожиданно ворвались крики. Вспыхнула драка. Двое мужчин силились скрутить небольшого мужика в солдатской гимнастерке. Тот яростно отбивался от наседавших и пытался бежать. Но тут на помощь нападавшим подоспел какой-то тип в полувоенном френче и в клетчатой фуражке, похожий на типичного полицейского сыщика, и чаша весов склонилась в пользу этих троих. Толпа зевак тупо, инертно созерцала избиение. Когда окровавленного мужчину в гимнастерке свалили на землю, рыжеватый юноша вскричал:

— Стойте!!! Что вы делаете, люди?! Ведь убьете! Стойте!!!

Но на его призывы, как в дремучем лесу, никто не откликнулся.

Тогда молодой человек схватил одного из нападавших за руку.

— Остановитесь! — И, обернувшись к толпе, крикнул срывающимся голосом: — Куда же вы смотрите! Ведь насмерть забьют человека!

Разъяренный мужчина, резко повернув к нему толстое красное лицо, скорчил устрашающую гримасу и схватил парня за ворот пиджака.

— Щенок! Куда ты лезешь? За большевиков, германских агентов, заступаешься? — И с силой ударил его по лицу.

Рыжеватый защитник полетел на кучу глиняных горшков.

— Ой, мои горшки! Ой-ой-ой! — заголосила рыхлая, как овин баба. — Ой, окаянные, што наделали! Все побили. Да што же это на свете творится-то, а?!

Парень медленно встал, сбросил с себя вещевой мешок и неожиданно для всех, как тигр, бросился на обидчика. Высоко подпрыгнув, пнул того в поясницу. Мужчина на какое-то мгновение замер, как при остром приступе радикулита, согнулся и беззвучно повалился на заплеванную семечками и окурками землю.

Сильный удар в бок одновременно двумя руками юноша нанес другому нападавшему, и субъект в полувоенном френче, судорожно глотая воздух, как рыба на берегу, бессильно опустился на корточки. Вскоре и третий мужчина, получив увесистый удар в живот, плюхнулся носом в базарную грязь.

Всех, глазевших на эту драматическую сцену, ошеломили не только неожиданные приемы борьбы, но и какое-то невероятное, сказочное перевоплощение робкого, хрупкого паренька с негромким просящим голосом в грозного, ловкого бойца со взрывной, дикой энергией.

— Это ж магрибский колдун! — проронил кто-то из толпы. — Из ягненка превратился в льва!

— Свят-свят-свят, — подала голос толстая женщина, перекрестившись, — какая-то бестия окаянная, не иначе…

— Хватай его да в каталажку! — выдавила из себя возбужденная темноликая толпа голосом подвыпившего обывателя.

Но в толпе никто не шелохнулся.

— Ишь, чего сказанул! — недовольно обронил худой, как жердь мастеровой в залатанной промасленной одежде. — Поди сам хватни его! Попробуй! Он те открутит башку-то супротив резьбы.

— И правильно сделает! — откликнулся молодой голос. — Трое на одного! Что за драка? Надо один на один. Вот он и заступился!.. Сволочи…

— Полиция!!! [1] Хотя после февральской революции 1917 года вместо царской полиции были созданы органы милиции, но суть их в буржуазной России при Временном правительстве почти не изменилась. Поэтому милицию многие по-прежнем называли полицией. Некоторая часть населения вообще не ведала об этом преобразовании. Обла-а-ава-а!!! — истошно завопили голоса со стороны главных ворот.

— Господи! Да што же это за наказание божье! Што же это за напасть-то, — с отчаянием заголосила, словно на кладбище, высохшая как мумия, старушка. Ее костлявые, почерневшие от изнурительной работы руки с сильно набухшими венами, по которым, казалось, струился не поток крови, а жидкий чернозем, с судорожной быстроты сгребали в кучу огородную зелень. — Господи! Што же это за время-то такое! Не продать, не купить! Только все отымают да смертью грозятся. Голод-то в могилу ужо сведет…

Людской поток, сметая на своем пути лотки, столы с товаром, докатился тем временем до середины базара.

Как и всякая неразбериха, эта базарная стихия тотчас породила жулье; грабили открыто, беззастенчиво хватали чужие вещи, вырывали из рук деньги, вырезали карманы, срывали с головы картузы и безнаказанно растворялись в одичавшей толпе.

Вот уже человеческая лавина поглотила лежавших в пыли избитых мужчин, бедную бабусю с ее отчаянными причитаниями. Людской водоворот закрутил и Шамиля Измайлова вместе с мужчиной, за которого он заступился. Мужчина в разодранной солдатской гимнастерке, которого Шамиль мысленно окрестил «служивым», согнувшись, словно под тяжестью огромной ноши, медленно ковылял, вытирая дрожащей слабой рукой кровь и пыль с лица. Юноша подхватил служивого, не давая ему упасть. В обнимку, шатаясь, как два крепко подвыпивших дружка, они потащились к воротам базара. Где-то совсем рядом начали захлебываться частыми трелями милицейские свистки — вечные спутники человеческих несчастий и тревог.

Служивый тоскливо покрутил головой и прохрипел:

— Это меня ловят. Ищут меня. Те трое — агенты из контрразведки… Не уйти мне… Оставь меня. Беги. Пропадешь со мной…

Людская волна вынесла их за базарную площадь. Несколько милиционеров пытались сдержать быстро прибывавшую толпу. Один из них размахивал над головой револьвером и визгливо кричал:

— Стоя-а-ать! Буду стрелять!..

На кривой пыльной улице появился новый наряд милиции, спешивший на подмогу.

— Полиция! Полиция! — раздались голоса в толпе, как будто перед ними стояли не блюстители порядка, а добрые скоморохи-затейники.

Но психология и действия возбужденной, стихийно собравшейся толпы почти никогда не предсказуемы: толпа, словно стадо животных при виде хищников, ринулась по главной улице к городской управе. Жидкая милицейская цепь, сдерживавшая толпу, тотчас разорвалась и растворилась в ней. Лишь старший милиционер надрывно орал, стреляя вверх из нагана.