Амброуз Перри - Путь смертных

Сара нашла рядом, на скамейке, деревянную кружку и, вынув затычку из бочки, наполнила ее. Она предложила кружку Спирсу, и тот с благодарностью отхлебнул.

– Эта, которая ваша… Роуз… Она вроде как выздоравливала. Я ей воду носил, еду. А потом проснулся ночью от ее воплей. Когда добрался до ее комнаты, она уже была при последнем издыхании. Умерла скорчившись, в муках.

Сара опять поднесла кружку к его губам, и у него еле хватило сил сделать еще глоток. Большая часть жидкости расплескалась ему на рубашку, и, когда он заговорил вновь, голос у него был совсем слабый.

– Я страшно испугался. Я боялся, что на меня всех собак спустят, если найдут, чем мы тут занимались. Мне надо было от нее как-то избавиться, так что я дотащил тело до набережной и сбросил в воду. Но я не убивал ее. Бог свидетель, я… ее… не убивал…

Последние его слова были лишь жалким шепотом, а потом он уронил голову на грудь.

– Он умер, – сказал Рейвен.

Сара страшно побледнела, но дело было не только в том, что на глазах у нее только что умер человек.

– Что же нам теперь делать?

– Уходим. Быстро.

– И просто бросим его здесь? Разве не нужно предупредить полицию?

– Только если ты не против объяснить Маклеви свое участие в этой истории.

Эта мысль пересилила в Саре моральные соображения. Оглянувшись, дабы убедиться, что никто их не видел, они незаметно выскользнули в тот же узкий переулок, откуда зашли во двор.

– Зачем Аншу понадобилось его убивать? – спросила Сара, когда они быстро – но не подозрительно быстро – шагали, торопясь исчезнуть в толпе на набережной.

– Не знаю, но, боюсь, это наши действия подтолкнули ее к тому, чтобы ударить его ножом. Она понимала: мы пытаемся что-то о ней узнать, и боялась того, что Спирс может нам рассказать.

– Так почему он не рассказал? Он не сообщил нам ничего важного.

– Быть может, у нее не было уверенности, знает он или нет, и она решила не рисковать.

Тут Сара вдруг толкнула Рейвена к стене, и они замерли – ее руки у него на груди, – едва дыша. Она чувствовала, как колотится у нее под ладонями его сердце и что его все еще трясет от того, чему им только что пришлось стать свидетелями.

– Что за… – начал он.

– Нельзя, чтобы меня увидели, – встревоженно прошептала Сара. – Я же должна быть в городе, с поручениями. Меня могут уволить.

– Увидели – кто?

– Не смотри, – настаивала она. – Опусти голову.

Но к этому времени он уже обнаружил ее проблему. По набережной Лита на юг шел не кто иной, как Джеймс Мэтьюс Дункан – как он теперь настаивал, чтобы его называли.

– Да что он здесь делает? – подивился вслух Рейвен.

– Не знаю. Просто сделай так, чтобы он тебя не заметил.

И как бы для того, чтобы в этом убедиться, Сара положила руки ему на затылок и притянула к себе, вниз. Она была так близко, что он ощутил такой знакомый аромат свежевыстиранного белья. Его мысли немедленно вернулись к тому вечеру, когда он бежал домой под дождем. Сколько раз с тех пор Уилл вызывал в памяти воспоминание о ее пальцах на своей коже, когда она помогала ему снять мокрую рубашку…

Некоторое время они оставались в этом положении. Дункан уже скрылся из вида, но Рейвен тянул и не говорил ей об этом: ему хотелось подольше растянуть это мгновение. Однако до бесконечности тянуть было невозможно.

Они отступили друг от друга с чувством неловкости, точно не знали, как говорить о том, что только что произошло.

К счастью, тем для разговора у них было предостаточно.

– Ты была права насчет Роуз, – сказал он. – Его рассказ объясняет, почему полицейский хирург не обнаружил беременности.

– И все же она, совершенно очевидно, умерла той же смертью, что и Китти, и твоя Иви. Если ей удалось избавиться от ребенка, зачем ей понадобилось принимать пилюли еще раз?

Рейвен задавал себе тот же самый вопрос.

– Могло случиться, что она приняла их не по доброй воле, – предположил он. – Как знать, может, она узнала о мадам Аншу что-то такое, что та предпочитала держать в тайне.

– Или о ее партнере. Быть может, это именно он выполняет все процедуры, в то время как она завлекает клиентов благодаря тому, что училась в Париже и пользовала французских аристократов?

Это было разумное предположение, которое вполне согласовывалось с атмосферой мистики, позволявшей мадам брать такие огромные деньги за свои услуги.

– Не говоря уже о том, что женщине легче втереться им в доверие, – добавил Рейвен. – Такое положение вещей позволило бы доктору практиковать свое темное искусство без риска, связанного с рекламой подобных услуг.

Они шагали на юг, по направлению к городу, и по мере того, как они удалялись от набережной, толпа постепенно редела. Рейвен невольно искал глазами фигуру в черном капюшоне, а Сару, решил он, наверняка все еще заботит местонахождение доктора Дункана.

– За последние месяцы было несколько случаев, когда женщины умирали после аборта, – сказал он.

– Так это может быть работой мадам Аншу и ее партнера?

– Спирс признался, что они выкидывали на улицу тех, кто не поправлялся, чтобы они не умирали в таверне. И если Роуз отравили намеренно, это мог быть любой из них двоих. Мы пришли сюда в поисках анонимного злоумышленника, а теперь нам нужно искать двоих: мадам Аншу, которая может быть, а может и не быть француженкой, и доктора, лишенного всякой совести и человечности.

Сара уважительно держалась на расстоянии, пока приходской служитель разбирался с предыдущим посетителем, который явился в приход Святого Катберта незадолго до нее. Это был молодой человек с поникшими плечами, выглядевший так, будто нес на себе все бремя этого мира. Он хотел арендовать приходской покров [51]на похороны матери, но вышло какое-то недоразумение с оплатой.

Служитель изучающим взглядом окинул кучку пенни, которую молодой человек высыпал перед ним на раскрытую приходскую книгу. Затем пересчитал их кончиком пера, будто брезгуя прикасаться пальцами к содержимому карманов такого посетителя. Наконец нахмурился и вздохнул.

– Этого недостаточно. Я советую вам прийти еще раз, имея с собой установленную плату, или ваша мать будет похоронена без приходского покрова.

Тут он улыбнулся несчастному молодому человеку с ледяной вежливостью и отослал его так, будто они обсуждали какие-то пустяки, не заслуживающие особого внимания. Тот даже ничего не сказал, очевидно ошеломленный несгибаемой верностью церковному прейскуранту. Видимо, христианское милосердие на вопросы приходского покрова не распространялось.

Глядя ему вслед, служитель слегка покачал головой, точно чужая бедность была для него личным оскорблением, а затем повернулся к Саре, бросив на нее взгляд поверх очков.