Наталья Павлищева - Черная башня

Косса самонадеянно решил, что, пойдя на компромисс, сумеет остаться тем самым единственным понтификом, а потом… кардиналы тоже люди и любят деньги… Но бывший пират переоценил свои силы. Кардиналы не желали видеть над собой никого из прежних пап, им надоел раскол, и они действительно боялись нового движения, олицетворением которого стал Ян Гус.

Почти сразу после его появления в Констанце стало ясно, что здесь не все готовы верить обещаниям одного из пап, а деньги хоть и любят, могут получать из других рук. Ему сразу дали понять, что, невзирая на тиару на голове, он всего лишь «один из», по крайней мере один из трех пап. В первые же дни случилась безобразная стычка между людьми Коссы и слугами кардинала Доменичи, представителя папы Григория. Кардинал привез и развесил на стенах дома, в котором остановился, знаки папской власти. Это возмутило Коссу:

— Как он посмел!

Посланные Коссой слуги попытались сорвать эти знаки, слуги Доменичи вступились, Собору пришлось разбираться. Кардиналы вовсе не желали вмешиваться в мелкие дрязги и приняли соломоново решение: знаки снять, поскольку в доме не проживает сам Григорий, но если он приедет, то сможет все вернуть.

Доменичи подчинился, но это уже ничего не значило.

Сразу после разбирательства в Констанце начали ходить безобразные пасквили на Коссу. Один такой Козимо принес Леонардо:

— Не понимаю, как такое возможно?

Медичи присмотрелся к написанному:

— Фон Ним… да, это его почерк, постарался изменить, конечно, но не все удалось. Ведь говорили же папе, что этого змея нужно от себя удалить!

Но Леонардо интересовало само содержание:

— Да черт с ним, кто это написал. Там правда?

Козимо пробежал глазами текст. О господи, ну и фантазия у этого Нима! Только извращенец мог придумать три сотни совращенных или изнасилованных женщин и девушек за столь короткий срок. Козимо, помнивший о любви Коссы к Име, а еще о том, сколько времени тот проводил в разъездах, даже рассмеялся:

— Он женщин прямо в седле насиловал, что ли? Хоть бы немного подумали…

— А остальное? — осторожно уточнил Леонардо.

Единственное, в чем не обвинял папу Иоанна его секретарь, — содомия. Козимо вспомнил, как они в Пизе искали, чем можно испугать кардиналов. Тогда Косса сказал, что обвинять можно только в том, в чем сам не виновен.

Рассмеялся:

— Фон Ним не рискнул винить папу в содомии, значит, Поджо про его любовника сказал правду. А другие обвинения… Леонардо, кто сейчас не занимается мздоимством? Или не тратит на любовниц?

— Он был пиратом?

Медичи пожал плечами:

— Наверное… Но был и богословом. У Коссы два докторских звания, и уверяю тебя, они не куплены, а действительно получены в диспутах в университете, как полагается.

— Он не грешен? — все равно усомнился Леонардо.

— Папа Иоанн, наверное, нет, но вот Бальтазар Косса — да. Когда его выбирали, он сказал, что остальные ничуть не лучше, просто он в этой игре оказался самым ловким. А еще говорил, что после службы у папы Урбана…

Козимо чуть не проболтался о черном прошлом Коссы, о котором пришлось узнать случайно, и о папе Урбане. Махнул рукой:

— Это дело самого папы Иоанна и кардиналов. Разберутся. А вот это… — он с презрением вернул листы Леонардо, — дели на десять, а то и на сто. У фон Нима богатая фантазия, особенно в том, что он не может сам. Если это не пугает самого папу Иоанна, то почему должно пугать нас?

Леонардо вздохнул:

— Это может стоить папе Иоанну не только тиары, но и головы. Как бы вам не пострадать с ним вместе.

Как в воду смотрел, но голова Козимо была занята совсем другим. Он налаживал и налаживал новые деловые связи, договаривался, обсуждал, учился. Наплевать на папу Иоанна и кардиналов, тем более они во дворце, а он в порту, они в своем закрытом обществе, а он в своем — среди купцов и банкиров. Кесарю кесарево…

— Мессир Медичи, вы говорите на классической латыни?

Вопрос, заданный младшим Фуггером из Аугсбурга, был неожиданным и даже нелепым: кто же из флорентийцев не понимает латынь? И как еще общаться баварским ткачам и сукноделам с флорентийцем?

— Да, конечно.

— Тогда я буду переводить. Если вы позволите, — быстро поправил себя юноша. — Я Якоб Фуггер, а там, — он кивнул на подходивших женщину и юношу, — мои матушка и брат.

Козимо уже наслышан о семье Фуггеров из Аугсбурга. Глядя на рослую, красивую возрастной красотой вдову, Медичи думал о том, что Ганс Фуггер оставил семейное дело в надежных руках. Элизабет Гфаттераман управляла делами семьи твердой рукой и сыновей держала не мягче, чем дела.

Козимо с удовольствием поклонился женщине, уже несколько лет успешно справлявшейся с большим производством и не меньшей торговлей так, как этого не умели делать многие мужчины.

Приветствуя представителя дома Медичи, Элизабет сказала, что ценит качество флорентийских тканей превыше всех других, но не просит выдавать секреты, просто хотела бы познакомиться. Пригласила к себе в гости, расспрашивала о Флоренции. Она не знала латыни совсем, как и старший из сыновей Андреас, потому младшему Якобу пришлось немало попотеть, переводя. Но беседа и на улице, и потом в таверне, где Фуггерам удалось снять две крохотные комнатки, все же получилась живой и приятной. По-мужски жесткая в делах, Элизабет была гостеприимной хозяйкой, приглашала в Аугсбург («здесь совсем недалеко»), потчевала колбасками, каким-то блюдом из свинины и невкусным вином. Козимо все хвалил, даже вино, но потом прислал им бочонок хорошего кьянти. Чтобы не решили, что это в укор, приписал, что вино из собственных виноградников в Кафаджолло.

Фуггеры знали многих, именно с них началось знакомство Медичи с баварскими, а потом и другими деловыми людьми.

— Антонио, вот уж не думал, что в круг деловых людей меня введет женщина! — смеялся Козимо.

Особенно часто Козимо встречался с младшим Фуггером. Он не уставал дивиться, Андреасу восемнадцатый, а Якобу семнадцатый год, братья даже моложе Лоренцо, но насколько иные! Фуггеры словно родились при деле, причем Андреаса больше увлекало производство тканей и особенно продажа, а Якоб интересовался всем, что связано с золотом и драгоценностями. Он сообщил, что даже работает подмастерьем у ювелира, и время от времени объяснял Козимо, чем один драгоценный камень отличается от другого, как определить подделку или плохое качество, а также как проще определить чистоту золота и серебра в изделиях.

Вот тут они нашли общий язык! Козимо прекрасно знал и все валюты, и их настоящий вес, и то, какие следовало принимать без вопросов, а от каких также без вопросов отказываться.

Наступил момент, когда доверие между Медичи и младшим Фуггером достигло того уровня, что юноша решился задать волновавший его вопрос: