Наталья Павлищева - Черная башня

Супруги короля Сигизмунда Барбары Цилли в Констанце быть просто не могло, ни для кого не секрет, что она… атеистка и даже запрещала придворным дамам молиться. Сам Сигизмунд это тщательно скрывал, супруге изменял постоянно, не обращая внимания на ответные измены. Ни развестись, ни передать жену в руки начинавшей набирать обороты инквизиции Сигизмунд не мог, он ведь трон получил в качестве ее приданого.

Император был бы не прочь завести интрижку с очаровательной супругой эрцгерцога, чьи надутые губки только усиливали желание к ним прикоснуться. Сигизмунду надоели препирательства отцов церкви, он уже пожалел, что связался с этими делами. Сигизмунд вообще непостоянен и даже капризен, но сейчас ему хотелось одного: заполучить Анну Брауншвейгскую!

Один из рыцарей эрцгерцогини получил серьезное ранение, зато другой одержал красивую победу, Анна бросила ему свой платок, и Сигизмунд на мгновение даже пожалел, что не может вот так лихо нестись на коне навстречу сопернику, чтобы, победив, получить признание красавицы.

Турнир продолжался большую часть дня, на площади собрались все, кому позволяли дела, и никто не обратил внимания на несчастного рыцаря, пострадавшего от копья соперника, вернее, на рослого конюха, ведущего под уздцы прихрамывающую лошадь. Турнир есть турнир, особенно такой. Если существуют победители, то должны быть и побежденные. Рыцарь стонал, видно, ранение было серьезным.

— Не повезло бедолаге… — сочувственно вздохнул стражник, пропуская скорбную процессию через городские ворота.

— Ничего, выживет, — отозвался другой. — А лошадь хромать будет всегда…

Конюх молча кивнул.

Стражники не могли видеть, как, миновав все заслоны и оказавшись вне досягаемости замыкавших кольцо вокруг Констанца венгерских войск Сигизмунда, конюх разогнулся, отбросил надоевший капюшон и мигом оказался в седле вдруг переставшей хромать лошади, а совсем недавно стонавший рыцарь ожил и птицей взлетел на другую.

— Вперед, Ваше Святейшество!

Носилки были отброшены, и папа Иоанн с сопровождением устремились в замок эрцгерцога Фридриха в Шаффхаузене.

К вечеру туда прибыл и сам Фридрих, супруга которого предпочла уехать в противоположную сторону — в Тироль, подальше от глаз Сигизмунда.

У супруги эрцгерцога разболелась голова, она удалилась, не дождавшись окончания турнира, а Сигизмунду пришлось еще посидеть. Он был недоволен и размышлял, стоит ли добиваться расположения этой капризной женщины, так ли она хороша. Разрешить сомнения помогла одна из дам, откровенно глазевшая на императора.

Сигизмунд повернулся к секретарю:

— Кто такая?

Пожалуй, она ничуть не хуже капризной Анны Брауншвейгской, зато не так заносчива.

Оказалось, придворная дама его собственной супруги Барбары Цилли, а с этими особами церемониться вообще не стоило. У Сигизмунда с Барбарой негласный уговор — они не мешали жить друг другу. Император поманил красотку пальцем, та живо откликнулась и постаралась, чтобы он забыл и о супруге Тирольского эрцгерцога, и о собственной супруге тоже. В тот вечер и ночь Сигизмунду было не до Собора и уж, конечно, не до опального папы Иоанна.

«Пропажу» обнаружили только утром, во все стороны немедленно были отправлены погони, все, кто имел хоть какое-то отношение к беглому папе, строго допрошены.

До самого ущелья Антонио и его сопровождающие ехали быстро. Когда встали на привал, Гвидо, не дожидаясь темноты, скользнул прочь из лагеря, но не потому, что боялся ночью не найти обитель, ему хотелось успеть навестить дочку пастуха, которую успел соблазнить в прошлый раз и не прочь повторить игру снова. Конечно, говорить об этом Антонио он не стал.

До монахов добрался засветло, ларец отдал, золото и записку тоже, а на обратном пути все же завернул в деревню.

Красотка была не против, она не говорила по-итальянски, а Гвидо — по-немецки, но это не мешало взаимопониманию. Гвидо поступил честно — отблагодарил дочь пастуха за две ночи любви целой золотой монетой. В семье пастуха серебра никогда в жизни не видели, пока красавица пробовала на зуб свой «заработок», любовник поспешил ускользнуть.

Однако в лагерь вернулся только на рассвете, пришлось немного посидеть в кустах, пока не ушел со своими овцами папаша-пастух.

Спустившись к ущелью, Гвидо услышал шум, в лагере был переполох — кого-то искали, причем искали чужие! Он мог бы просто бежать, золота хватило, чтобы добраться до Флоренции, но, услышав, что от Антонио требуют сказать, где еще один из членов его небольшого отряда, и угрожают отправить в тюрьму, вышел, недоумевая — неужели эта дурочка успела поднять против него свою родню, а та солдат? Надо же, какие шустрые!

Но все оказалось много опасней.

Когда обнаружилось исчезновение папы Иоанна, по следу всех выехавших в то утро отправили в погоню отряды. Проверяли каждого, а тут выяснилось, что один из членов небольшой группы, ехавшей от конторы Медичи, исчез! Всем известно, что Медичи — банкиры папской курии. С кем же папе Иоанну бежать, как не со своими собственными банкирами!

Капитан уже предвкушал, как схватит беглого папу. Конечно, в горах спрятаться легко, но только не человеку, привыкшему к слугам и комфорту. Когда на рассвете догнали небольшой караван Медичи, служащий заверил, что никто из чужих с ними из Констанца не выходил, а отсутствует лишь его слуга по имени Гвидо, вероятно, справляет нужду где-то неподалеку. Это подтвердили и остальные члены группы, но время шло, а слуга не появлялся. Капитан был готов приказать прочесать окрестности, как вдруг на тропинке, ведущей к ущелью, заметили человека.

Тот не сопротивлялся, когда схватили, не пытался бежать, только недоумевал.

Капитан не говорил по-итальянски, а пойманный — по-немецки. Пришлось звать на помощь одного из солдат. Тот выслушал пойманного и подтвердил капитану, что это действительно слуга по имени Гвидо. Щуплый, невысокого роста Гвидо никак не походил на рослого крепкого папу Иоанна, чтобы убедиться в этом, достаточно одного взгляда, но капитан на всякий случай уточнил, где был пойманный.

— Там… — Гвидо неопределенно кивнул в сторону деревеньки. У Антонио все похолодело внутри, он понял, что в ларце Козимо было что-то очень важное, настолько, что за ними погнались и вот так допрашивают.

— Один?! — строго поинтересовался капитан. И тут Гвидо сделал ему настоящий подарок, пробурчал, мол, нет, не совсем…

Договорить последнее слово не успел, капитану даже перевода не понадобилось, увидев, как Гвидо смущенно мотает головой, он что-то резко выкрикнул и…

В следующее мгновение ноги незадачливого любовника уже едва касались земли — его волокли по тропинке вверх, откуда пришел. Теперь Антонио совсем упал духом. Если Гвидо покажет им монастырь, то монахи едва ли станут скрывать ларец, да и обыскать крошечную обитель ничего не стоило. Антонио не подозревал, что ищут папу Иоанна, а не переданный Козимо ларец. Он припустил следом за солдатами, не обращая внимания на окрики оставшейся стражи.