Ингрид Паркер - Черная стрела

Из-за брачной политики Фудзивары, его интриг в императорской семье, всегда существовала опасность встать не на ту сторону, а жестокое наказание, как правило, несли невинные, верных слуги и усердные чиновники вместе с их семьями, а не высокопоставленные руководители.

Поэтому на бумагу Акитада смотрел с определенной долей страха. Она лежал на столе между черной стрелой, которая убила Кайбару и спасла жизнь Акитаде и лакированным футляром игры Тамако. Люди всюду играют в смертельные игры. Он был вынужден не только рисковать своей жизнью, чтобы защитить эту провинцию, но и отвечать за последствия, которые повлечет информация из этого зловещего письма. Все зависело от его, Акитады, заключения. Тем не менее, долг обязывает его доложить об этом. По капризу судьбы, он был вынужден разрушить жизни, карьеры, семьи, возможно, и свою собственную.

Акитада знал, что кто-то другой, скорее всего, поспешил бы сжечь это письмо и забыть ее содержание. Этиго была глухой провинцией. Если восстание здесь провалится, то недовольные императором заговорщики в столице вполне могут отказаться от своих устремлений.

Но решать, что представляет большую опасность для императора, было не в компетенции Акитады. А что, если новость о неудаче восстания в северной провинции побудит столичных заговорщиков на проведение отчаянной акции в центре империи? И где гарантия, что амбициозный претендент не станет снова, и снова организовывать заговоры?

Акитада поднял руки к лицу и застонал.

— В чем дело, муж? — в кабинет тихо вошла Тамако, ее широко раскрытые глаза выражали беспокойство. В утреннем свете она, хрупкая и беззащитная, смотрела на него, положив руки на свой растущий живот.

Акитада мрачно улыбнулся. — Боюсь, что я могу испортить жизнь нам обоим, — сказал он и закрыл глаза. — И я думаю, что могу подвести императора независимо от того, как я стану действовать.

Он услышал шорох ее шелкового платья, когда она опустилась рядом с ним, почувствовал тепло ее тела, когда она прижалась к нему. — Ты не можешь навредить мне, — прошептала она, — независимо от того, что бы ты ни сделал. Ты не такой. Она слегка отстранилась. — Ты не будешь собой, если станешь уклоняться от выполнения своего долга. И как ты можешь подвести императора, если вы исполняешь законы и свой долг?

Он покачал головой и улыбнулся на ее пыл. — Вот, — сказал он, подвигая письмо к ней. — Это влияет на нас и нашего не рожденного ребенка тоже. Читай!

Она прочитала и спросила:

— Кто это написал?

— Это печать принца Окисады.

У нее перехватило дыхание. — Я вижу. — Ее взгляд упал на лежащую на столе стрелу. — Ты мог бы прицелиться стрелой в темной пещере, если бы думал, что там двигается медведь?

Медведь? Пещера? Что она имеет в виду? Странно, но слова Тамако напомнили в воображении другую сцену: Белый медведь, собака Каору, длинный лук Каору. Рука Акитады потянулась за стрелой. Судя по ее длинным, красивым перьям, это была специальная стрела для состязаний, а не снаряд простого солдата. Он вспомнил изумление Хитомаро мастерством Каору в обращении с луком. Как и для его лейтенанта, его новый сержант стражников, оставался для Акитады загадкой.

Его удивляло образование Каору, отличавшее его отличие от других изгоев, но ему не хватало времени разобраться с этим, так как перед ним стояли более неотложные проблемы, которые надо было срочно решать. Был ли это ничего не значащие загадки, или это было как-то связано с политикой Уэсуги в провинции? И как это связано со смертью Кайбары?

— Акитада?

Голос жены вернул его в настоящее:

— Что?

— Я только хотела сказать, что ты не можешь знать ситуацию в столице. Если вы пустите стрелку, она может просто ранить медведя, или убить его детеныша. Тогда ты можешь пострадать, не медведь.

Какая она проницательная, подумал Акитада и сказал:

— Да. Я знаю. Это проблема. Он снова сосредоточил свое внимание на стреле, крутя ее в руках.

Тамако нахмурилась. — Охотник может ждать следующую возможность, — заметила она с тревогой.

— Да. Ты совершенно права. Спасибо, — он улыбнулся ей, отметив, что ее рука снова лежала на округлом животе, как бы защищая его. Женщины играют по своим правилам, по своему собственному пониманию чести, подумал он и был удивлен этим открытием.

Она покраснела, будто прочитала его мысли. — Прости меня. Мне не следовало давать тебе советы.

— Напротив. Я думаю, что ты снова помогла мне решить одну загадку.

— Да? Ее бледное лицо покраснело и выглядело озадаченным. — Снова?

— Да. Помнишь, когда мы играли в игру? Она привела меня к Сунаде.

— Дамы с лютнями! — она захлопала в ладоши. — Но как?

— Убитой женщине принадлежала лютня, очень дорогая и необычайно редкая. После убийства, что лютня пропала. Я понял, что только Сунанда мог купить ее, и имел вкус к этому. И он бы забрал ее после убийства.

— Какой ужас! — от потрясения глаза Тамако округлились. Затем она быстро добавила:

— Но он, должно быть очень любил ее, — и ее глаза загорелись, когда следующая мысль пришла ей в голову. Она взглянула на футляр игры. — Эта игра… стоит очень дорого? — спросила она, наполовину с надеждой, наполовину с опаской.

Акитада не знал, как ответить. Он заплатил гораздо меньше, чем она стоила. Если бы антиквариат не говорил, что игра была заказана много лет назад в качестве подарка для дамы Уэсуги. Он смутно вспомнил о тех же цветах и травах среди украшений на доспехах в оружейной Такаты.

Может быть, Тамако подумает, что он ее не любит? Женский ум иногда делает самые удивительные выводы. Как бы шутя, хотя в его сердце затаился страх, он сказал:

— Ты же должна сама была оценить мою любовь, хотя лучше об этом не думать.

Недоумение, потом осознание и смущение быстро прошло по ее лицу, а потом она расхохоталась и Акитада успокоился. Тамако смеялась, как ребенок, запрокинув голову, сверкая глазами, ее розовые губы растянулись в широкой улыбке, обнажив здоровые белые зубы. Она редко практиковала обычай столичных замужних женщин чернить зубы. Ее смех оказался заразным и Акитада тоже засмеялся.

Дверь открылась и в комнату с любопытством заглянул Тора. За ним, вытягивая шеи, стояли Хамайя и два его клерка.

Акитада оглянулся на жену. Ее рука уже прикрыла рот, но глаза над ним искрились весельем.

— Входи, Тора, — сказал Акитада, улыбаясь своей жены, которая встала и, поклонившись ему, вышла из комнаты. — Что у тебя?

— Каору послал меня. Сунада хочет поговорить с вами. Каору не смеет уйти, после того, что случилось с Омейей. Он боится, что Сунада может покончить с собой.

— Спасибо, — сказал Акитада вскакивая, — это может оказаться важным. Все, что я могу использовать, чтобы избежать открытой войны с Уэсуги должно быть использовано.