Михаил Хейфец - Секретарь тайной полиции

Он оглядел лица товарищей.

— Все выгоды пока на нашей стороне. Силы у нас небольшие, но они неизвестны полиции, значит, неуловимы и недосягаемы. Говоря языком шахматистов, мы можем сосредоточить удар всех своих фигур на позицию вражеского короля и создать неотразимую атаку. Я убежден — им не устоять. Предлагаю также в случае утверждения Исполнительным Комитетом смертного приговора возложить способ его исполнения, а также выбор места казни царя на Распорядительную комиссию — на Дворника, Михайлу и Сашу Квятковского. Я кончил.

Дворник встал.

— Есть еще мнение? Нет. Тогда голосуем.

— Смерть.

— Смерть.

— Смерть.

— Смерть.

— Смерть.

С этого дня, с 26 августа 1879 года, начался новый этап героического единоборства горстки безумно смелых людей с могучим государственным аппаратом Российской империи. С этого дня тайная политическая полиция не знала ни минуты покоя в течение четырех лет.

Все силы охраны жандармерия в спешке собрала вокруг персоны императора. Прочие дела, направления, партии казались теперь второстепенными и отошли на задний план. И именно тогда, осенью, в обстановке беспримерного смятения и суматохи, охватившей верхи общества, произошло в Третьем отделении неслыханное происшествие: из дела заключенного Дмитрия Клеменца исчезли протокол обыска и все вещественные доказательства.

Дело Клеменца в прокуратуре вообще считалось каверзным. Следователи знали, что Клеменц один из самых видных подпольщиков; через Николая Рейнштейна удалось выяснить, что он был главным редактором центрального органа революционного подполья. Но прямых улик против опаснейшего человека у них почти не было: опытный конспиратор, он не дал следствию никаких зацепок. Единственный свидетель обвинения, Николай Рейнштейн, стал покойником уже в самом начале следствия, при весьма загадочных обстоятельствах. В арсенале обвинения остался лишь тючок нелегальной литературы, обнаруженный при обыске в диване Клеменца. При умелом ведении дела и на этом тючке можно было построить обвинительный приговор. Но вдруг…

Но вдруг эта бесценная пачка прокламаций — фундамент обвинения — исчезла бесследно из подготовленного к слушанию дела. Как и куда?! Неясно. Совсем потерялись в страхе чиновники Третьего отделения. Ничего подобного никогда не случалось и случиться не могло, и они даже не знали, с какого бока за такое дело приниматься. Сначала перерыли все другие дела. Потом подняли весь архив. Нигде ни следа, ни ниточки. Следствие застопорилось.

Что делать?

А пачка эта находилась на конспиративной квартире.

Когда в одно из воскресений Клеточников притащил Михайлову эту кучу драгоценных прокламаций, наделавших столько шуму, у Дворника затряслись от волнения руки.

— В-вы сп-пасли Дмитрия от вечной ккаторги. — сильно заикаясь, выговорил он. Клеточников стоял розовый от смущения, счастливый, как никогда в жизни. Он спас товарища! [1] Дмитрий Клеменц вместо вечной каторги получил минимальное наказание — пять лет административной ссылки с сохранением прав. Поэтому он смог стать в Сибири крупнейшим ученым, географом и этнографом. Впоследствии он — директор отдела этнографии Русского музея.

— Это не слишком рискованно? — внезапно забеспокоился Дворник. — Не грозит провалом? Запомните, Николай Васильевич, вы для нас дороже любого другого человека. Может, отнести обратно?

— Что вы! — нервно потирая ладонью поседевшую бородку, успокаивал его Клеточников. — У нас в отделении сейчас такой переполох в связи с императором, что никто, надеюсь, не обратит особого внимания на пропажу бумаг.

Говоря по правде, сам он вовсе не был в этом уверен. Но снести бумаги Клеменца обратно в Третье отделение казалось ему выше сил человеческих. Расчет основывался на том, что затормошенный, сбитый с толку непривычно большим потоком дел Кирилов просто махнет рукой, не станет переворачивать все вверх дном, доискиваясь, у кого в последний раз видели в руках бумаги Клеменца. До бумаг ли тут, когда государя императора что ни день убить могут!

И впоследствии эти расчеты оправдались.

Срочной депешей Кирилова вызвали в Москву. Он пригласил к себе в кабинет Клеточникова и поручил ему за время своего отсутствия закончить два важных дела. Это задание было как бы новым знаком особого доверия начальства.

— Первое — во что бы то ни стало найдешь бумаги Клеменца. Без них не показывайся мне на глаза. Они где-то у вас в канцелярии валяются.

— Будет сделано.

— А еще… Ты номер «Народной воли» читал?

— Нет, еще не видел.

— Мне вчера доставили. Так вот, погляди-ка это место.

Он протянул секретарю подпольную газету, в ко-торой красным карандашом было отчеркнуто следующее объявление:

«Исполнительный Комитет извещает, что Петр Иванович Рачковский (бывший судебный следователь в Пинеге, а в настоящее время прикомандированный к министерству юстиции, сотрудник газет «Новости» и «Русский еврей») состоит на жалованье в Третьем отделении. Приметы его…» Взгляд Клеточникова скользнул вниз по строчкам: приметы-то он знал. А, вот оно: «Исполнительный Комитет просит остерегаться шпиона».

— Петр Иванович? — полувопросительно, полуутвердительно произнес он.

— Петр Иванович — Юрист, — подтвердил Кирилов. — Не повезло бедняге. Он у себя в Пинеге подружился со ссыльными, сюда приехал с отличными письмами к местным коноводам. Да вот видишь… Не так оно все просто делается в нашем деле, как кажется некоторым молодым.

— Что мне прикажете делать с этим?

— Надо договориться со смотрителем, чтобы Петру Ивановичу в тюрьме не было тягостно. Составь отношение по моей резолюции, я чистый бланк подписал. Возьми…

— В тюрьму?.. Петра Ивановича в тюрьму?..

— Эх, молодо-зелено, — засмеялся Кирилов. — А ты как думал? Доказательств против него у них нету никаких, одни подозрения, конечно; значит, посидит он в тюрьме — ну и выйдет мучеником, за правду пострадавшим, и уж тут без ошибки попадет в Центр. Тюрьма у них считается вроде ордена. Это старый способ выхода на Центр. Понял?

— Понял.

— Ну, значит, иди и выполняй. То-то вы, молодые, много скачете, а мало знаете.

…Поручение, касавшееся Петра Ивановича, «союзника» по ресторану Дюссо, он исполнил в тот же вечер: очень уж приятно было отправить этого способного авантюриста в тюремный замок, тем более что Клеточников знал: никакие тюрьмы не снимут с агента Юриста обвинения в провокаторстве. После давешнего сообщения Михайлов быстро выяснил, что один из работников подпольной типографии действительно взял для нелегальной поездки судейскую фуражку и вицмундир у некоего Рачковского. Таким образом, фамилия законспирированного даже от Клеточникова провокатора была раскрыта — и как следствие этого — появилось сейчас объявление в газете. Оно будет преследовать Рачковского всю жизнь; у него остался, кажется, единственный выход: поступить в полицейский штат и официально стать чиновником полиции.