Тимур Максютов - Атака мертвецов

Зато Париж – французский; союзники до сих пор восхищаются «чудом на Марне». Это чудо сотворили не гений генерала Жоффра и не парижские таксисты, а безымянные рязанские парни и рыжий подпоручик Сашка Ярилов. Но кому до этого дело?

Хромой ротмистр оказался моим соседом по купе; разговор сам собой зашёл о войне, но не о выматывающих маршах и кислом сидении в траншеях по колено в болотной воде; нет лучших знатоков стратегии, чем окопники, и мы говорили о мировой политике.

– Я легко могу предсказать исход войны, и для этого не нужно умение девицы Ленорман, – горячился ротмистр.

– Дайте угадаю. Вы теперь – матёрый спиритуалист?

– Отнюдь, – расхохотался попутчик, – совсем иной принцип, обойдёмся без столоверчения. Смотрите, Николай: если британцы участвуют в войне на нашей стороне – победим наверняка, вспомните хотя бы финал Бонапарта. А если наоборот – то позор Крыма или Цусимы. Можно вспомнить и турецкую кампанию семьдесят восьмого года: стоило британцам погрозить пальчиком – и вся наша победа исчезла, как рассветный туман, или как там пишут в стишках обожаемые вами акмеисты. Ни проливов, ни Константинополя, а братушки-болгары гадят нам при первой возможности. Как говорил мой эскадронный вахмистр, «не накормишь – не насрут». Вот увидите: болгары ещё влезут в эту войну, но вовсе не на нашей стороне.

– То есть вы хотите сказать, что главная цель англичан теперь – спасти Россию?

– По крайней мере, они честно попытались пробиться через Дарданеллы, чтобы облегчить нам снабжение. Потери на Галлиполи колоссальны, перспективы туманны – и всё же их Черчилль поступил, как полагается верному союзнику.

– Это так, но не могу согласиться с утверждением о бескорыстности британцев, – сказал я, – островитяне не имеют постоянных союзников, а лишь постоянные интересы. И эта война на их совести: испугались конкуренции германцев в борьбе за вселенский престол, вот и результат. Теперь весь мир в кровавой каше, а выгоду получит Лондон. Я считаю, что нет большей глупости, чем замена союза с Германией на Антанту. Пруссаки всегда нам помогали и поддерживали, вспомните хотя бы японскую войну.

– Ну-ну, всегда, – рассмеялся ротмистр, – жаль, дорога не идёт вдоль Чудского озера – я бы вам показал местечко, где тевтонцы до крови целовались в дёсны с русскими.

– Я про последние сто лет. С тем же Наполеоном мы справились во многом благодаря Блюхеру.

– Просто вы – германофил.

Я нахмурился.

– Я жил два года в Германии. Нам есть в чём брать пример с немцев. Их выдающаяся наука, литература, музыка заслуживают восхищения. Я был германофилом, несомненно. Но сполна получил плату за эту любовь: в Осовецкой крепости мне выдали её. Щедрой порцией хлора.

Ротмистр извинился. И молчал до самого Петрограда.

Мы попрощались холодно; он подхватил баулы и похромал искать извозчика; я посмотрел ему вслед и увидел вдруг брюнетку в зелёном жакете с белоголовым мальчиком. Сделал шаг, но тут же толпа подхватила, закружила и поглотила их.

Жаль; я ведь даже не представился и не узнал, как её зовут.

Сентябрь 1915 г., Петроград

– Поздравляю вас подпоручиком. И уже подписано представление к ордену Святого Георгия четвёртой степени.

Я растерялся, если честно. Забормотал совсем не по уставу:

– Благодарю вас, милостивый государь…

Полковник усмехнулся в усы. Конечно, выпускник юнкерского училища браво щёлкнул бы каблуками и проорал совсем другое, а не цивильное «благодарю вас». Впрочем, хозяин кабинета не стал усугублять моей растерянности.

– Садитесь, Николай Иванович. Не буду тратить слов относительно вашего героизма: мы с вами офицеры и оба понимаем, что вы лишь исполнили свой долг, как и надлежит представителю служилого рода Яриловых.

– Да, несомненно.

– Я имел счастье знать вашего батюшку, царство ему небесное. Итак, зачем вас вызвали в Петроград. Вы знаете об Ипатьеве?

– Владимире Николаевиче? Академике?

– И полковнике русской армии.

– Несомненно. Выдающийся учёный! Читал курс термохимии в университете. Но лично мы не знакомы.

– Зато вы знакомы с Олегом Михайловичем Тарарыкиным, он рекомендовал кооптировать вас в состав вновь создаваемого Химического комитета при Главном артиллерийском управлении. Возглавит его, скорее всего, профессор Ипатьев. А вас мы планируем командировать туда.

– Я не совсем… Это что, служба в тылу?

– Да. Вы были на фронте и сами могли убедиться: мы катастрофически проигрываем во всём, что касается снабжения войск современными средствами войны. У нас остро не хватает обыкновенной взрывчатки, артиллерийского пороха и прочих продуктов промышленности. А теперь добавились боевые газы… Нужны средства противогазовой защиты, нужны методы обнаружения применения такового оружия противником, наставление для обучения войск. Нужен, в конце концов, русский боевой газ! Учёных-химиков катастрофически не хватает – вы и сами знаете, сколь малое количество ваших коллег достигло хотя бы уровня приват-доцентов. А уж о химиках, имеющих реальный боевой опыт, и говорить не приходится. Тем более – такой опыт, как у вас. На собственной шкуре, если этот вульгаризм вас не оскорбит. Пейте чай, Николай Иванович. Остынет.

Я автоматически протянул руку, взял стакан со светлой от дольки лимона жидкостью. Погладил горячую ручку серебряного подстаканника.

Полковник продолжал: о чрезвычайных мерах по развитию новейшего производства толуола из бакинской нефти, по переработке донецкого угля в интересах армии… Наконец я решился перебить:

– Господин полковник, всё это чрезвычайно важно, но мне сейчас не до науки, и моё место на фронте. Какая наука, когда ежесекундно гибнут люди в окопах, когда мои сослуживцы рискуют жизнью, исполняя долг? Ведь я теперь не приват-доцент…

– Вот именно! – Голос мгновенно набрал силу, словно полковник стоял перед строем. – Не приват-доцент, а подпоручик. Я разве спрашиваю вашего мнения? Я отдаю приказ.

Я вскочил, едва не опрокинув чай, и вытянулся во фрунт.

– Виноват.

– Садитесь, Николай Иванович. Вы – офицер и будете служить там, где укажет старший командир. Прикажут – дерьмо будете черпать при холерном бараке.

Полковник отвернулся к окну, чтобы не видеть моих раскалённых ушей. И тихо сказал:

– Вы думаете, мне тут уютно, в Петрограде-то? Я Шахэ и Мукден прошёл, дважды ранен. Готов на фронт хоть батальонным, да хоть ротным командиром – однако ходу моим рапортам не дают. Потому что… Потому что. Ясно?

– Так точно, господин полковник.

– Отпуск вам трое суток. Предписание получите у адъютанта.

Я вышел; полковник так и стоял у окна и смотрел, как ползут по стеклу капли дождя – медленно, словно солдаты по мокрому полю.