Эл Ригби - Иди на мой голос

Я не поблагодарил его за комплименты моей музыке, хотя они потрясли меня до глубины души. Я лишь кивнул.

– Всегда учился.

– Значит, мы чем-то похожи. Это забавно.

Мы перекинулись парой фраз, попрощались, еще раз раскланявшись, и я отправился на один из пестрых, шумных, бессмысленных балов – любезничать и расшаркиваться. Я был молод и еще не понимал: почти все они, эти балы, были бессмысленными. Моцарт же, как я узнал, вскоре отбыл из столицы с зальцбургским архиепископом Колоредо, которого сопровождал. Наверное, архиепископ, если узнал о первой попытке Моцарта сбежать из провинции, был в гневе. Но тенью за плечами „чудо-ребенка“, которую я так отчетливо увидел, был вовсе не он. Совсем другая тень накрепко держала его вдали от Вены в течение всех следующих лет. Леопольд Моцарт. Отец-деспот с несбывшимися мечтами.

Я и предположить не мог, насколько сложно и перепутано все в их отношениях, впрочем, тогда меня это не интересовало, у меня довольно было своих бед. Смерть любимого наставника, случившаяся вскоре после того знакомства, окутала мою память тяжелым туманом. Я надолго забыл о многих вещах, Моцарт был лишь одной из них.

Теперь, говоря с ним, – а говорим мы часто, – я испытываю временами нешуточную тревогу. Господи, дай мне сил быть своим дочерям и сыну отцом столь же заботливым, но не столь властным. Родитель дарит ребенку свою жизнь и заботу… но не свои мечты и надежды.

Одно непреложно и движет мир: рано или поздно дети всегда вырываются на свободу. Как вырвался однажды мой брат. Как – многим позже – вырвался я. Как вырвался мой своенравный приятель Вольфганг Амадеус Моцарт…»

В большом доме было чердачное окошко – круглое, с витражом-розой. В окошке ярко горел свет. Девушка, стоявшая перед крыльцом, прищурилась, наблюдая за пляской красок цветного стекла.

– Посмотрим, выиграешь ли ты в следующий раз.

Мимо проехал кэб, но девушка не обратила на это внимания. Она не считала нужным прятаться от чужих взглядов: ничто не привлекает столько внимания, сколько прятки, которые затевает зачем-то взрослый. Прятки простительны детям.

Из окна на первом этаже выпустили голубя. Птица взмахнула крыльями, поднимаясь выше; к лапе была привязана записка. Проводив письмоносца глазами, девушка скривилась: она ненавидела животных, впрочем, как и всех созданий, лишенных рассудка. Эта птица была еще и опасной, так как кое-каким разумом обладала. К тому же… опасной, скорее всего, была переданная информация.

Ветер усилился. Невольно девушка вспомнила такой же ветреный вечер в совершенно не похожем на Лондон крохотном городке. Вспомнила, и тело наполнил еще более сильный холод – тот, от которого никогда не получалось спрятаться.

Этот сыщик, Нельсон… девушка внимательно рассмотрела его там, в Королевской Оранжерее. Самодовольный хлыщ из породы, которую она не переносила, но его внешность – темные волосы и синие глаза – остро кое-кого ей напомнили. Поэтому особенно жаль, что он не умер в этот день. Что ж, умрет в какой-нибудь другой.

Развернувшись, девушка направилась к оставленной в переулке неподалеку воздушной гондоле. Вскоре она взлетела и скрылась в тумане.

Карету трясло так, что молодая женщина то и дело подпрыгивала на сидении. Это почти не тревожило ее; покусывая нижнюю губу, она сосредоточенно смотрела в окно. Скоро утомительное путешествие должно было кончиться. В любом городе Венецианской Крылатой Республики к ее услугам был воздушный корабль до Лондона.

Пэтти-Энн устала: она неважно спала, да и день не принес ничего хорошего. Чувствуя себя разбитой, она все время вспоминала, как еще недавно встречала это время суток в теплой постели. В любимой Вене, в прекрасном благоустроенном доме. Теперь все осталось в прошлом.

В чемоданчике путешественницы почти не было вещей, даже запасным платьем и бельем она не разжилась. Учтивые слова австрийской полиции на деле остались словами: выданных денег едва хватало на оплату экипажа и перелета. Не стоило заблуждаться и обольщаться: о жаловании немцы все же пеклись.

Впрочем, Пэтти-Энн могла легко все вынести: за недолгую, но насыщенную жизнь она успела побыть супругой наемного убийцы, вора, искателя сокровищ, художника по подделкам и спиритуалиста. Только последний, шестой брак выдался неплохим, именно поэтому так обидно было все оставлять. Впрочем, она не оставляла позади ничего, кроме пепла. Дом сгорел, в чемоданчике Пэтти везла одну вещь оттуда. Странную, ненужную и… зачем она ее все-таки схватила?

Повеяло холодом. Пэтти отодвинулась, потом, сама не понимая, зачем, придвинулась обратно и, высунув из незастекленного окна голову, спросила по-немецки:

– Что мы проезжаем? Что за городок?

Возница, не оборачиваясь, бросил:

– Леньяго, фрау. Здесь тоже есть воздушный порт. Подойдет?

– Конечно!

И все равно безотчетная тревога не отпускала ее.

Леньяго … она слышала это название от мужа, незадолго до той ночи . Кажется, он упомянул, что тут родился какой-то музыкант с нехорошей славой, и, кажется, музыкант так и не вернулся на родину. Пожалуй, молодая вдова могла его понять: захолустье было то еще; речушка, вдоль которой ехал экипаж, мутно поблескивала, по берегу гнездились лачуги.

Ближе к центру городок ожил и показал приунывшей путешественнице более симпатичные виды. Дома здесь были добротные, настоящие маленькие палаццо [25] Пала́ццо (от лат. palatium – дворец) – итальянский городской дворец-особняк XV–XVIII вв. с уцелевшими от веков Возрождения фресками и арочными окнами. Многие деревья зеленели. Дорога улучшилась: больше не трясло. Пэтти вынула кошелек, отложила деньги, с которыми предстояло расстаться, и пересчитала остаток. Хватало на дешевый билет на почтовый корабль, и даже можно было что-нибудь перехватить в качестве завтрака.

Вскоре, расплатившись и попрощавшись, она стояла посреди довольно широкой пешеходной улицы. Указатель сообщал, что порт в квартале; Пэтти с легкостью могла покрыть расстояние пешком. Удовлетворенная, она свернула к приглянувшейся кондитерской и толкнула дверь. Зазвенел колокольчик над головой, его поддержали трелью две канарейки – желтая и красная – в клетке у окна.

Посетителей в ранний час не было. Смуглый мужчина, видимо, хозяин, вышел из-за стойки навстречу.

– Buongiorno, signorina. [26] Здравствуйте, синьорина.

Пэтти поняла только последнее слово: итальянского она не знала. Мужчина, почти сразу догадавшись, перешел на немецкий:

– Доброе утро, фрау. Чем могу помочь?

– Чашкой шоколада и чем-нибудь свежевыпеченным, – с улыбкой попросила она. – я продрогла.