Эл Ригби - Иди на мой голос

Меня сразу обступили, заговорили о последних операх сезона и о новых направлениях в музыке танцевальной. Время, до того стремительно летевшее, потянулось медленно, как болотная жижа. Лишь к полуночи я смог выдохнуть свободнее: Глюк, вдоволь насладившись игристым вином и жалуясь на мигрени, покинул нас. Разошлись по флигелям некоторые гости. Уже тише играли музыку, пригасили часть свечей, и цвета платьев и камзолов более не резали взгляд. А я сам… хотелось верить, что я слился с ночью, ведь я давно ношу сдержанные камзолы, иногда позволяю себе черные чулки вместо белых. Черный – особый цвет. Не просто вечный траур, но расслабляющая пустота космоса.

Меня тронули за плечо. Я обернулся. Моцарт улыбался.

– Кто вы на этом маскараде жизни? Тень отца Гамлета или же Мефистофель [29] Несмотря на то, что «Фауст» был написан позже этих событий, образ Мефистофеля известен с 1587 года, как персонаж немецкой народной книги «Повесть о докторе Фаусте». ?

– Усталый человек, – откликнулся я. – Поразительно, мы все же столкнулись.

Он был все такой же юркий, по-юношески нескладный. Зато парик был сегодня в два раза пышнее, а манжеты чистые. Оживленное лицо не портили даже застарелые следы оспы на открытых висках. Мы обменялись рукопожатием.

– Прибыли с отцом?

– Я уже никуда не прибуду с отцом, – отозвался он, но спохватился: – Не подумайте. Он здоров, неплохо живет, мучая мою бедную сестричку [30] Речь о Наннерль, Марии Анне Моцарт (1751–1829), старшей сестре Вольфганга. Как и он, Наннерль проявила ранние способности к музыке и долго путешествовала и выступала с братом, но в итоге так и не сделала карьеру. . Но я наконец покинул его и буду жить, как захочу. Свобода – слишком дорогой товар. И я его украл…

Неожиданно он сделал шаг в сторону и поцеловал в щеку какую-то даму, которая густо рассмеялась, обозвала его нахалом и поспешила прочь. Моцарт усмехнулся вслед, отпустил сомнительный комплимент на французском. Я не удивился поступку: о его фривольных манерах ходили легенды. Но я удивился тоске, которая сквозила в усмешке.

– Всегда здесь так ярко?

– Да. Это же столица. Не за этим ли вы ехали?

– Не знаю, теперь не знаю. Город снова не слишком приветливо меня встретил.

– Вы играли для императора?

– Да. Импровизировал на одну вещицу Глюка.

– И что же?

– Ничего обнадеживающего, никаких знаков расположения. Но, в конце концов, я ищу не только его расположения. В городе немало сердец, которые я хотел бы покорить музыкой. Может, и ваше станет приятным трофеем.

– У вас неплохие шансы. Я знаком с некоторыми вашими сочинениями и нахожу их чудесными.

– В планах еще многое. Например, что вы думаете о восточных сказках? Гаремы, коварные евнухи, янычары… Знаете, есть один сюжет…

Мы говорили долго. В душной зале, позже – выйдя на парковую аллею под серебристый свет луны. Когда, попрощавшись, мы разошлись по комнатам, уже брезжил рассвет. Я долго смотрел на него, прежде чем задернуть гардины…»

Последний визит в дом Беллов, который больше не был моим домом, я совершала с Дином; он явно опасался, что мать спустит меня с лестницы. Я лишь усмехалась: она все же была леди, максимум, что нам грозило, – по лестнице нам не дадут подняться. Впрочем, мы подгадали удачный момент: мать отправилась с утренним визитом к друзьям, видимо, чтобы никто не думал, будто в семье что-то не так . А вот мои сестры были дома.

Я ожидала, что мне скажут хоть что-нибудь – приветливое или резкое, неважно. Но все трое промолчали и потупились, когда мы с Соммерсом пересекали гостиную, где они сидели. Только Молли трубно высморкалась в платок и помянула святых угодников.

Сестринское молчание встретило меня и по пути назад. Неожиданно я поймала себя на том, что чуть не плачу. Дин ободряюще улыбнулся, я с усилием улыбнулась в ответ. Возле двери меня все же догнала Лидия.

– Лори!

Я обернулась, и она, налетев, крепко меня обняла.

– Я не верю матери. Честно! Ты отомстила за Хелену, ты не можешь быть плохой!

– Спасибо, – холодно проговорила я, потрепав Лидию по плечу. – Я тоже думаю, что я не такая плохая. Береги сестер.

– Будь осторожнее! Мама сказала, ты живешь с мужчиной, который на тебе не женится.

– Ужас, – хмыкнула я. – Не переживай, мы даже почти не видимся. Мы конкуренты.

– Конкур…. – попыталась повторить она, хлопая ресницами.

– Делаем одно и то же, ловим преступников за деньги, – кратко объяснила я. – Мы не ладим. Как только подыщу себе что-то получше, съеду.

– А может, ты извинишься перед мамой, и…

Я осознала, что к лицу приливает краска, а глаза по-прежнему щиплет. И как будто снова заболела щека, зазвенело в ушах от оплеухи. Проклятье…

– Нет, Лидия. – Я сглотнула. – Не извинюсь, даже когда буду умирать. Будьте счастливы.

Дин открыл мне дверь, и мы покинули дом. Уже шагая по улице, он грустно сказал:

– Мне тоже не нравится, что ты будешь жить с ним. Он… не лучший сосед, я думаю.

– Но и не самый страшный. Не будь занудой.

– Мое предложений остается в силе, – тихо ответил он, останавливаясь передохнуть. – Мне не сложно перебраться на пол.

– Жить с тобой? – Я уселась прямо на чемодан и посмотрела на Соммерса снизу вверх. – Дин, сам понимаешь, что плохая идея. У Нельсона я хотя бы смогу принимать клиентов, не вечно же мне это делать в кабаре. И потом… – вздохнув, я потерла лоб. – Остатки репутации еще дороги мне как память. Все знают, как славно мы общаемся. Слишком . А про Падальщика ходят противоречивые слухи, начиная от того, что он евнух, заканчивая тем, что содомит. Так что с ним я буду в безопасности.

Дин нервно усмехнулся и покачал головой.

– А если Леди узнает, где вы живете?

Я сразу помрачнела, настроение шутить отпало.

– Тогда ее ждет сюрприз в виде пары выстрелов.

С того дня я окончательно обосновалась у Нельсона.

Дом был неплох, хоть и выходил окнами на оживленную улицу. И мои комнаты оказались просторнее той, что была в особняке. Здесь легко разместились немногочисленные вещи, какие я сочла нужным забрать: одежда, бумаги, медикаменты и нарисованный Хеленой портрет. Когда я повесила его и выбрала новые занавески, стало даже уютно.

Наши отношения с Нельсоном были своеобразными. Большую часть времени он либо проводил не дома, либо не высовывался из комнат. Пару раз, пробуя зайти к нему, я попадала под атаку экзотических растений – каких-то гигантских полуразумных мухоловок. Меня просто поражало, как квартирная хозяйка, очаровательная темнокожая дама ростом чуть выше гнома, могла позволить Нельсону подселить в дом этих чудищ, которые к тому же постоянно цвели и источали запах гниющего мяса.