Юлия Нелидова - Тайна «Железной дамы»

Здание Префектуры Полиции сегодня штурмовали как никогда. Набережная Орфевр была переполнена полицейскими и лицами в гражданском, в воздухе повисла напряженная атмосфера – верно, случилось нечто из ряда вон выходящее. Или же Иноземцев был столь напуган личным присутствием секретного агента, собственными мало обнадеживающими умозаключениями, что ему это почудилось, и он приувеличил. На мгновение он предположил, что поймали саму Элен Бюлов. Вдруг, проходя по узким коридорам, среди прочего гомона, ясно раздался знакомый старушечий голос:

– Где это видано, чтобы жизнь человеческая стоила пригоршни банковских билетов?

Иван Несторович встал точно громом пораженный, невольно обернулся, тотчас увидев в толпе чепчик мамаши Бюше, она заламывала руки и стенала. Один из полицейских пытался выпроводить плачущую старушку.

С бледным лицом Иноземцев стоял, глядя на то, как она проковыляла мимо и исчезла за колонной.

– Что это с вами? – спросил Петр Иванович. Он остановился вслед за Иноземцевым и с любопытством посмотрел в ту сторону, куда смотрел обомлевший доктор. – Узнали кого-то?

– Нет, – проронил тот. – Просто… как это здесь говорят?.. Дежавю! Такое неповторимое ощущение нахлынуло, будто видел эту сцену когда-то прежде.

– Удивительно, – совершенно искренне порадовался за Иноземцева секретный агент ЗАГа.

Доктор тотчас спохватился.

– Есть любопытный труд, – попытался сменить тему он. – «Будущее психических наук»… – и понял, что выглядит глупо; Рачковский его ведь насквозь видит. – А ну его, собственно. Поспешим. Могу поспорить, что Кирилла Марковича задержал месье Ташро.

Едва оба оказались в кабинете Ташро, первый, на кого обратил внимание Иноземцев, – низенький старичок с пышными седыми бакенбардами, сидящий напротив комиссара, устало уронив локти на столешницу поверх вороха бумаг и газет. Ташро слушал нехотя, попивая любимый кофе.

– … уже который день мне мерещится призрак бедного юноши, – едва не плача, рассказывал он, замолчал на мгновение, чуть скосив взгляд на вошедших, и сбивчиво продолжил: – Вчера утром я обнаружил, что исчез серый сюртук месье Ромэна из полотна фирмы «Люис и Ко», которое стоит, между прочим, баснословных денег… э-э, с лацканами, а сегодня ночью – и твидовый пиджак, парные к нему брюки и жилет из индийского шелка. Ночью мне послышалось, будто скрипнули внизу половицы…

– Постарайтесь вспомнить, – отозвался комиссар. – Не приснилось ли вам это, часом?

– Вы бы пришли осмотреть магазин? Что за мистика творится! Я спустился, внизу – никого, твидовый пиджак-то исчез, но вернулся сюртук. Вы не поверите, он сиял, будто лампочка! Вы должны на это посмотреть.

– Вижье, – позвал комиссар. – Сходи на бульвар Осман, погляди, что это там у месье Оноре светится.

– Да, месье!

– Но я ведь недоговорил, – портной невольно привстал и, поспешив вслед за Вижье, продолжал рассказывать: – Твидовый пиджак-то тоже вернулся, каково а! Сегодня днем. Прямо посреди бела дня. И никто не знает, как он оказался на пустом манекене… Прошло еще так мало времени с тех пор, как, царствие ему небесное, месье Ромэн умер, а за заказом-то никто не является.

– Он делал заказ перед смертью? – осведомился Вижье, надевая у маленького потемневшего зеркальца синюю фуражку.

– Перед помолвкой, – уточнил мэтр. – Он сделал довольно внушительный заказ, причем велел шить все на два размера меньше, сказав, что в последнее время исхудал и на нем болтается весь гардероб. Хотя я этого не заметил. Не кажется ли вам сие обстоятельство странным?

– Вы помните всех клиентов, что заходили к вам в эти дни?

– О, разумеется! Мой помощник вносит в журнал имя каждого покупателя…

Пока портной Оноре не исчез в сопровождении инспектора за дверью, Иноземцев не смог глаз от него оторвать. Перехватив недоуменный взгляд Рачковского, он покраснел и опустил голову. Тому рассказ портного тоже показался как минимум удивительным, потому он тоже не сдвинулся с места, пока не дослушал. Только когда дверь захлопнулась за спинами ушедших, словно выведенный из глубокой задумчивости, Рачковский шагнул к столу Ташро.

– Бонжур, господин комиссар, – заговорил Петр Иванович по-французски, вынимая из нагрудного кармана редингота какие-то бумаги. – Вызывали давеча по поводу русского подданного, некоего Кирилла Делина, задержанного вами. Господин русский посол чрезвычайно занят спасением Парижской биржи посредством русских займов, потому на правах консула направил меня, дабы разобраться в сем вопросе. Петр Рачковский, к вашим услугам.

– Бонжур, месье Рачковский, – вставая, поприветствовал его Ташро с какой-то таинственной хищной улыбкой, а потом тотчас же обернулся к Ивану Несторовичу: – Бонжур и вам, мой друг, месье Иноземцев. Полагаю, прибыли вразумить своего пациента? Если так будет продолжаться дальше, мне придется предложить вам должность полицейского врача в Префектуре.

И рассмеялся. Иван Несторович чуть склонил голову в знак признательности.

– Что же произошло? Я, надеюсь, никто не пострадал?

– Благодарение богу, никто и ничто, кроме моих нервов и нашего переводчика, за которым мы посылали дважды. Присаживайтесь, будьте любезны, – Ташро указал на два кресла у своего стола, потом обратился к двум инспекторам, делавшим вид, что усиленно работают с бумагами. – Ренье, вас кажется искали в Архиве. А вы, как вас там… – он презрительно помахал юноше-письмоводителю, – сходите проветритесь, сутками здесь торчите, скоро ослепнете.

Оба вышли, тихо притворив за собой дверь, комиссар уселся в кресло.

– И когда мне собственный кабинет выделят? Полнейшее безобразие. Никакой конфиденциальности, проходной двор! – проворчал он. – Итак, вернемся к делу. Месье Делин… Хм, он… Так вышло, никто у нас в Префектуре не говорит по-русски. Месье Делин был возмущен тем фактом, выразив негодование, мягко говоря, с чрезмерной горячностью. Так что пришлось его арестовать. Переводчика позвали, тот вскоре явился. И представляете, месье Делин присмирел, вдруг заявив, что ему нечего сказать, кроме слов извинений. Мы решили оставить его тут еще на один день. Уж извините, но поведение месье Делина показалось нам несколько подозрительным. Знаете ли, дело об убийстве Ромэна Лессепса – такая головная боль! И вчера, когда произошла эта катастрофа с миллионом выкупа – дьявол побери всех этих газетчиков, – о которой теперь знает весь Париж, месье Делин снова взбунтовал, настойчиво выкрикивая давно забытое имя некоей русской авантюристки. Вам, должно быть, об этом лучше известно. Элен Бюлов. Не припоминаете, а, месье Иноземцев?

– Очень хорошо припоминаю, – ледяным голосом отозвался Иван Несторович. Рачковский слушал с невозмутимым видом. Комиссар все время продолжал хищно улыбаться. Казалось, его вовсе и не расстраивают нелепые выходки Делина, а как раз напротив – забавляют, быть может, даже нашел в этом нечто любопытное, а быть может, уже и догадаться успел, кой-какие ниточки связать. Иван Несторович едва находил силы, чтобы сдержаться и не побледнеть. Чувствовал он себя Раскольниковым в кабинете Порфирия Петровича, тоже к обмороку весьма был близок.