Софья Орех - Долгий путь скомороха. Книга 2

– Понимаю, матушка игуменья, – кивнула та и развела руками: – Только вот прямо сейчас не могу я отдать их вам. Ключ от сундука никак не могу найти. Сама уже с утра обыскалась. Завтра приходи, добрый человек, – улыбнулась она Ратмиру, обнаруживая отсутствие нескольких зубов во рту. – Завтра точно отдам.

– А что там за сундук у тебя такой? А то давай я Прохора пришлю, – не унималась игуменья. – Он у нас мастер по разным замкам.

– Ни-ни-ни, – покачала головой сестра Агафья. – Сундук у меня ещё от прабабки остался. Замок там мудреный, и твой Прохор только сломает его. Сказала же – найду ключ, и завтра всё отдам!

– Хорошо, – кивнул головой Ратмир. – Завтра в это же время с утра сам приду. И если твой сундук, мать Агафья, к тому времени не будет открыт, то я пошлю человека к дьяку Лаврентию за бумагой с разрешением разломать твой сундук.

Сестра Агафья пристально посмотрела на него, и, поняв, что Ратмир не шутит, потемнела лицом и тихо произнесла: – Хорошо, добрый человек… будь по-твоему…

– Ишь, как заговорила, змея подколодная. Прости, Господи! – тихо произнесла игуменья, спускаясь по деревянной скрипучей лестнице. Ратмир чуть отставал от неё, опираясь на посох.

– Идём теперь ко мне в мою светлицу, – позвала его игуменья, махнув рукой в сторону небольшого терема, стоявшего неподалёку от Смоленского собора.

Они вошли к ней в терем, провожаемые взглядами проходивших поодаль монашек и прихожанок.

– Правильно ты ей дьяком Лаврентием пригрозил, – довольно усмехнулась она и повернулась лицом к стоявшей у двери молоденькой послушнице в чёрном одеянии: – Сбегай-ка, Марфа, в трапезную и спроси у сестры Параскевы выпечки какой да сахару чуток. Гостя мне нужно угостить.

– Хорошо, матушка, – поклонилась та ей в пояс, кинув в сторону Ратмира быстрый взгляд, и исчезла за дверью.

– Вот задам я ей сегодня! – вздохнула игуменья, заметив этот взгляд. – Ведь должна была стоять, не поднимая глаз, так всё одно на тебя успела хоть одним глазком да глянуть.

– Это нормально, – пожал плечами Ратмир, присаживаюсь на крытую тёмно-малиновым бархатом скамью. – Мы все смотрим друг на друга. Да и природную натуру не обмануть. Девка молодая, красивая. Ей бы замуж, да жизни радоваться…

– Ты эти речи здесь, Ратмир, больше никогда не повторяй, – резко оборвала его игуменья. – И не потому, что судьба у наших послушниц такая. А потому что донесут куда следует, и тогда в монастырской темнице того же дьяка Лаврентия тебе небо с овчинку покажется.

Ратмир повернул голову и заинтересовано посмотрел на игуменью: – У дьяка Лаврентия в монастыре есть темница?

– Не твоего ума дело, – неожиданно ответила та и покачала головой. – Давай-ка, Ратмир, от греха подальше поговорим с тобой о страшной погибели наших послушниц.

– Давай, – не сразу согласился Ратмир, задумавшись о чем-то, о своём.

– Спрашивай, о чём хотел вчера меня спросить.

– За что ты недолюбливала послушницу Анастасию, дочь келейницы Ефросиньи? – неожиданно спросил Ратмир.

– Это тебе, небось, сама сестра Ефросинья-то и нажаловалась? – полуутвердительно спросила игуменья и добавила: – Шустра слишком была послушница Анастасия. Вечно лезла не в свои дела. Многим это не нравилось. Послушница должна быть послушницей, а не правдоискательницей.

– А она была правдоискательницей? – брови Ратмира удивлённо приподнялись.

В этот момент раздался тихий стук в дверь. Игуменья встала и сама пошла к двери. Открыв её, она забрала у молоденькой послушницы серебряный поднос, заставленный тарелками и чашками, и тихо прошептала ей: – Сгинь отсюда, Марфа, и пришли мне сестру Ефросинью живо.

Та испуганно посмотрела на неё и тут же убежала прочь.

– Так почему ты её назвала правдоискательницей? – Ратмир пристально посмотрел на игуменью.

– Говорю же – лезла везде, где нужно и где не нужно. Многим сёстрам это не нравилось. Есть, конечно, и такие, кто сильно сожалеет сейчас о её погибели, потому как защищать их стало некому.

– А есть от чего защищать? Или от кого?

– Обиженных и недовольных везде хватает, – уклончиво ответила игуменья.

– Послушай меня внимательно сейчас, матушка Евникия, – негромко произнёс Ратмир, глядя на неё. – Это не мне нужно. Это нужно дьяку Лаврентию и тебе самой в первую очередь. Поэтому, если ты будешь чего-то недоговаривать или утаивать, то сыск мой здесь ни к чему не приведёт. Понимаю, что у вас тут свои правила и обычаи. Но если я не буду их знать и понимать, то и сделать ничего толком не смогу. Или мне придётся разговаривать со всеми твоими послушницами и монахинями. И тогда твой монастырь может потерять некоторых из них.

Ратмир пододвинул поближе тарелку с жареной рыбой и отломил солидный кус от ржаного каравая.

– Это ещё почему? – нерешительно спросила игуменья.

– Да потому что уже вчера на службе столько интересных взглядов твоих насельниц я увидел. Говорю же, что природную натуру трудно победить подвигами усмирения плоти и прочими. Особенно, когда ты молод и красив или – молода и красива. Женская натура всегда будет искать мужское внимание. Это же одно целое, и кому как не вам – служителям божьим – этого не знать. Жизнь земная началась с Адама и Евы. Так ведь сказано в священном писании?

– Устала я что-то, Ратмир, – неожиданно произнесла игуменья, побледнев лицом. – Давай перенесём беседу нашу на завтра.

– Как на завтра?! – Ратмир удивлено посмотрел на свою собеседницу. – Я ведь даже толком не успел расспросить тебя.

Игуменья встала со своего места: – Сейчас поешь, сколько хочешь. Ратмир. А увидимся завтра утром. Также приезжай, я буду ждать тебя, – на этих словах она, опустив голову, решительно вышла из светлицы.

Ратмир с досадой пожал плечами и вновь накинулся на еду.

Неожиданно скрипнула входная дверь. Ратмир повернул голову и увидел, как в дверном проёме показалось смущённое лицо молоденькой послушницы Марфы. Она приложила указательный палец к губам и тихо прошептала: – Ты, барин, когда выйдешь из монастыря – доскачи до озерца у большой ивы. Знаешь про то озеро? Я там тебя ждать буду. Скажу кое-что про сестру Настюшу. Только тихо, ладно?

Ратмир кивнул и продолжил неторопливо доедать гречишный блин с малиновым мёдом.

Спустя некоторое время он, уже легко опираясь на посох, спустился по ступенькам терема игуменьи Евникии и увидел стоявшую возле его лошадки келейницу Ефросинью:

– Спаси Бог тебя, Ратмир, – поклонилась она скомороху. – Матушка, говорят, звала меня к себе, да передумала. Не ведаешь ли ты, что она хотела от меня?

– Не знаю, мать Ефросинья, – пожал плечам Ратмир. – И мне показалось странным, что она и со мной прервала разговор. Только я тороплюсь сейчас. Если хочешь спросить о чём-то, то говори быстрее.