Наталья Александрова - Тайна тринадцати апостолов

Два раза повторять не пришлось: Сергей бросился к своей машине и помчался за преступницей.

В глубине души Сергей считал, что уже опоздал, что та уже затерялась в потоке городского транспорта, но он так уважал свою начальницу и так привык беспрекословно ей подчиняться, что у него и мысли не возникло обсуждать ее приказ. Не приказ даже — а всего лишь намек.

И как всегда, оказалось, что Ленская права.

Выехав на набережную Фонтанки, Сергей увидел длинную пробку, и в ней — знакомую красную машину.

Прицепив на крышу своего автомобиля проблесковый маячок, он выехал на тротуар и, распугивая прохожих, поехал за красной «Тойотой».

Преступница увидела его, тоже свернула на тротуар, потом через арку въехала во двор.

Сергей повернул за ней.

Красная машина на полной скорости пересекла двор, едва не сбив зазевавшуюся старушку, и выехала в другую арку.

Сергей не отставал от нее.

Выехав из арки, красная машина хотела свернуть направо, но навстречу ей ехал микроавтобус с надписью «Цветы». «Тойота» резко вывернула, чтобы избежать столкновения, женщина за рулем не справилась с управлением, и красная машина на полном ходу врезалась в фонарный столб…

— Черт-те что! — Сергей припарковался и выскочил из машины.

Микроавтобус затормозил так резко, что двери открылись, и на мостовую вывалились ящики, где стояли горшки с азалиями. Силуэт водителя в «Тойоте» оставался неподвижным. Сергей осторожно подошел ближе и потянул носом воздух. Бензином не пахло, стало быть, в ближайшее время не взорвется. Он потянул на себя дверцу машины, женщина качнулась и повернула голову.

— Вы ранены? — спросил Сергей.

Никто ему не ответил. Женщина смотрела на него неподвижными стеклянными глазами.

— Ну что там? — спросила Ленская.

— Мертва, — ответил врач, — на месте умерла. Руль в грудную клетку врезался, все в клочья… как говорят в таких случаях — повреждения, несовместимые с жизнью.

Труп увезли, Ленской отдали сумку убитой. В сумке нашли дубинку — какое-то очень прочное тяжелое дерево. Дубинка была убрана в чехол от обычного зонтика.

— Вот и орудие убийства, — пробормотала Ленская, — этим она проломила голову тому типу в Эрмитаже. И пронесла свободно, в дамской сумке — зонтик и зонтик, никто не подумает…

Машину обыскали и в тайнике под сиденьем нашли узкий сверток в плотной бумаге. Открыли сверток, и перед ними предстал холст небольшого размера. На холсте был изображен немолодой мужчина в сверкающих латах с жезлом в руке. Выражение лица мужчины поражало суровой непреклонностью.

Как уже говорилось, Александра Павловна Ленская обладала феноменальной фотографической памятью. Так, сейчас она сразу же вспомнила репродукцию в альбоме Тинторетто. Это был портрет адмирала Джузеппе Морозини. Даже на ее непросвещенный взгляд по состоянию холста было ясно, что картина старая. Стало быть, именно эту картину похитила убийца, а вовсе не унесли ее на реставрацию, как утверждали в Эрмитаже.

— Очень интересно, — пробормотала Ленская и взялась за телефон.

Настал момент поговорить с Дмитрием Старыгиным в официальной обстановке.

Однако на ее вопрос, где ей отыскать господина Старыгина, ответили, что в данный момент это сложно, поскольку Дмитрий Алексеевич Старыгин буквально сегодня утром улетел в Венецию. Повез картину на временную выставку. Какую картину? Портрет адмирала Морозини, автор — Якопо Тинторетто.

А хранитель отдела итальянской живописи господин Лютостанский на больничном. Сердце прихватило, человек все-таки немолодой…

— Вот тебе и здрасте, — сказала Ленская сама себе.

Получалось, что она проворонила важные вещи. Получалось, что ее обошли, обманули, объехали на кривой козе, и кто? Этот несчастный реставратор, чтоб ему никогда больше кисть в руки не взять!

Любезный стюард помог Старыгину вынести ящик с картиной из самолета. Возле самого трапа к Дмитрию Алексеевичу подошла высокая молодая женщина в узких джинсах и короткой куртке мягкой коричневой кожи. Длинные волосы цвета палой листвы рассыпались по ее плечам. Девушка была не только красива, чувствовалось, что есть у нее и ум, и характер.

Впрочем, Старыгину было не до того, он переживал за картину. Как только служба безопасности Эрмитажа доставила картину прямо к самолету и передала ему с рук на руки, так с тех пор Дмитрий Алексеевич не знал ни минуты покоя. Он летел бизнес-классом, так что ему разрешили держать картину при себе. И все равно, за весь рейс он не сомкнул глаз и не встал с места. Он уговаривал себя, что в полете с картиной ничего не может случиться, но в голову как назло лезли кадры из каких-то боевиков про захват самолета и ограбление в воздухе.

Так что Дмитрий Алексеевич смотрел на незнакомку сдержанно и настороженно.

— Доктор Старигин? — осведомилась она, забавно коверкая русскую фамилию.

— Да, я Старыгин. — Дмитрий Алексеевич осторожно улыбнулся. — А вы…

— Я — доктор Контарини. — Девушка по-мужски протянула ему руку. — Сотрудник музея Коррер.

За спиной девушки стояли два молчаливых карабинера.

— А это — та самая картина. — Старыгин показал на громоздкий ящик, как будто представляя итальянке своего знакомого.

— Мальчики! — Доктор Контарини повернулась к карабинерам. — Возьмите ящик!

Парни послушно подхватили ящик с картиной и понесли его к зданию аэропорта. Старыгин проводил их глазами и почувствовал, что с души его свалился гранитный валун.

Он ожидал, что его вместе с бесценным багажом прямо на поле посадят в автомашину. Во всяком случае, именно так все обстояло, когда он сопровождал картину Врубеля в музей Гугенхейма в Нью-Йорке. Но здесь было иначе: вся компания пешком прошла служебными коридорами аэропорта и вышла на крытый пирс, за которым распахнулись сизо-зеленые воды лагуны. Только теперь Старыгин вспомнил, что Венеция — это город, в котором нельзя перемещаться на автомобиле. И вместо такси у них моторные лодки.

Возле причала покачивался на волнах небольшой катер с трехцветным флажком на носу. Высокий рулевой в форме карабинера помог перенести на катер ящик с картиной, Старыгин перебрался на борт и протянул руку синьоре Контарини. Она, однако, недовольно поморщилась и отвергла его помощь.

Все ясно, подумал Старыгин, синьора доктор хочет показать, что ни в чем не уступает мужчинам и не нуждается ни в каких поблажках. А всякие попытки помочь расценивает как мужской шовинизм. Он мысленно пожал плечами.

Одно хорошо — за картину теперь отвечает она, а не он. И это радует.

Катер отвалил от пирса и заскользил по узкому протоку, выходящему к венецианской лагуне. По сторонам этого протока торчали из воды подгнившие столбы, на каждом из которых сидели крупные самоуверенные чайки. Одна из этих чаек сорвалась со столба и полетела вслед за катером как почетный караул.