Сергей Богачев - Последний приказ Нестора Махно

— С тобой больше багажа не было?

— Та не… Я ж обещал тебе, Лев Николаич, свои дела с твоими не путаю.

— Бумаги куда спрятал? — Задов стоял, опершись кулаками о стол и сверля глазами Йосю. Он всё пытался вытянуть из него подробности, позволявшие составить представление о том, что произошло с Тамариным, но, похоже, контрабандист не врал. Счастливый случай, холодный разум мадам Лаурель Ралеску — Ларисы Поляковой, дочери белогвардейского полковника, вышедшей в Бухаресте удачно замуж, а потом ставшей любовницей Кроитору-Тамарина, да недалекость жандармской службы наблюдения позволили одесскому авантюристу уйти от беды в тот момент, когда она уже стояла у него буквально за спиной.

— Туда, где банкноты вожу. В дно саквояжа.

— Коробку где оставил? В номере?

— Та что я, умалишённый? В саквояж положил, а на вокзале в туалете выбросил.

— Это ошибка, Йося… Ты улику с собой через полгорода вёз, — отчитал своего агента Задов.

— Я вас умоляю! Та кто ту коробку видел? Только курьер твой, да Лаурель эта из салона. Обычная жестянка из-под леденцов. Старая, правда, как моя соседка мадам Зборовская.

— Ладно, несущественно… Это тебе на будущее замечание.

— А будет ещё? — искренне удивился Йося. — Вот это да! Что я слышу! Доктор, у меня больные уши? Ты, Лёва, не ценишь свой кадровый состав, слышишь? Мне нервы лечить надо, фасон причёски менять и срочно худеть! Что ты! Иначе меня там узнают, и конец моей карьере разведчика… Клифт новый надо сообразить опять же… Ты же, как угорь, тут по кабинету два часа извиваешься, а правды не говоришь. Что, провалились твои румыны?

— Товарищ Аглицкий! — Задов нагнулся к Йосе, сидевшему на диване, закинув ногу за ногу, и зло прошипел ему в лицо:

— Вам положено знать то, что допустимо… Выводы я сделаю сам. Надо будет — поедешь…

Йося выждал паузу, пока начотдела отошёл в сторону, к окну, и не преминул ответить:

— Вот она, чёрная неблагодарность… Я ему и документики, и колбаски заморской, и чулочки для супруги, а он меня — к ногтю! А у меня мама болеет! Ей вредно волноваться!

— Ваша мама, товарищ Аглицкий, даже в своём возрасте здоровее папы Римского. Ты бумаги смотрел?

— Нет, конечно, Лёва! Что ты, что ты…

Аглицкий имел способность врать, не краснея. Этот талант не раз помогал ему «вешать лапшу на уши» румынским пограничникам и таможенникам. Собственно, используя эту свою способность, он и добился процветания в своём нелегальном контрабандном деле, при этом отдавая себе отчёт, что без покровительства Задова ему давно настала бы крышка.

В ту субботу, в Бухаресте, Йося трясущимися руками вскрывал потайное дно своего саквояжа. Места там было очень мало — только для крупных купюр тонким слоем. Связка бумаг никак не помещалась. Пришлось её разбирать по листам, складывать их вдвое и равномерно распределять по пустотам.

Поначалу бумаги на немецком у него интереса не вызвали — ну мало ли какие документы могли передать Задову из Бухареста? Но потом он, глядя на кайзеровского орла в титуле каждого листа, на надписи «совершенно секретно», отчётливо вспомнил лестницу в начале Дерибасовской, лужу крови под трупом француза и чувство отчаяния, постигшее его шестнадцать лет назад, когда обычный уличный разбойник стал мокрушником.

Потом в Йосином воображении всплыли Мишка Японец, красный командир Никифор Григорьев, отель «Бристоль» и допрос в ЧК.

«Вексель, немецкие марки, Ульянов-Ленин, Троцкий-Бронштейн» — не отрываясь, читал Иосиф, укладывая бумаги на дно. Несмотря на скудные познания в немецком языке, Аглицкий быстро смекнул, что не стоит дальше углубляться. «Меньше знаешь — дольше живёшь!» — учила его мама.

— Йося…

— А там всё на немецком!

— А в своих показаниях ты утверждал, что тогда, в «Бристоле», сказал Японцу, что имеешь бумаги с грифом «совершенно секретно», — Задов стукнул по столу так, что звонко подпрыгнула крышка на полупустом стеклянном графине с водой.

— Всё, Лёва, всё! Я не буду торговаться. Твои босяцкие замашки доведут меня когда-нибудь до цугундера [55] Довести до неприятностей. . Шо я там мог прочитать? Айн, цвайн, больше слов германских не помню. Мама мне говорила — учи языки, Йося, а я, шлимазл, не послушал маму… Щас бы Львом Николаичем на равных гутарил, как разведчик с разведчиком… Эх…

— Иосиф Аглицкий, — спокойным тоном продолжил Задов, осознавая, что дальнейший диалог бесполезен. — Ты эти документы увидел второй раз в жизни. В первый раз тебе несказанно повезло, во второй, похоже, тоже. В твоих интересах сейчас слушать меня внимательно: следующего раза может и не случиться. Йося, заныкай эти бумажки у себя дома и забудь где. Разделишь на две части — Троцкого в одну сторону, Ленина — в другую. Отдать имеешь право только мне или по моему требованию.

— Не дурак. Понял. А как я узнаю, что это твоё требование? Подойдет ко мне на улице какой-нибудь шаромыга и скажет…

— Как там твою соседку зовут?

— Мадам Зборовская.

— Так шаромыга спросит, чем мадам Зборовская свой фикус поливает, что у него листья такие мясистые.

— О… Тогда Троцкий, как недостойный уважения сын нашего народа, прости Господи, — Йося взнёс взгляд в небо, — будет прикопан в кадке фикуса, а то, что про вождя, я в ноты положу. Фикус на улице стоит, на втором этаже, возле её двери. Никто не додумается.

— И я тебя прошу, Йося, приглядывай за фикусом, не дай боже, он завянет, — сказал Задов, подписывая пропуск Аглицкого.

— Задержитесь, капитан [56] Звание капитана государственной безопасности с 1935 г. соответствовало званию полковника РККА. Зиньковский…

Лев Николаевич Задов одинаково быстро реагировал на обе свои фамилии. Не так давно назначенный к ним управление новый начальник, старший майор [57] Звание старшего майора государственной безопасности с 1935 г. соответствовало званию Комдива РККА. государственной безопасности Александр Борисович Розанов, предпочитал обращаться к руководителю иностранного отдела именно так — Зиньковский.

Дождавшись, пока все остальные сотрудники покинут помещение после оперативного совещания, Розанов не стал уходить к своему большому, обитому зеленым сукном письменному столу, а указал Задову занять место за длинным столом для проведения совещаний и сам сел напротив. Будучи на голову ниже и гораздо менее убедительной комплекции, Александр Борисович таким образом компенсировал эту физиологическую разницу.

Старший майор, сопоставляя в уме впечатления о своих новых подчинённых и данные из их личных дел, среди прочих сразу выделил начотдела ИНО, как человека стабильного, думающего, но немногословного и скрытного. Для чекиста это была отменный набор личных качеств, но Розанов рассчитывал на более доверительные отношения.