Юлия Нелидова - Дело о бюловском звере

— Кто прихотить? — переспросил Иноземцев, совершенно непреднамеренно передразнивая бедную напуганную хозяйку. Он стоял, качаясь, и хлопал себя по карманам. Все его существо было сосредоточено на поиске ключа.

— Челофек из палицсия. Светлый ус, синий мунтир.

— Заманский, — одними губами прошептал Иноземцев, мгновенно трезвея. С третьей попытки он наконец попал ключом в замочную скважину.

— Я гофорить, фы в польница. А кте фам еше пыть, как не ф польница. Фы только рапотать и рапотать.

— Да-а, — доктор глянул на залитый водкой сюртук; оттого, что пришлось наклонить голову, та закружилась, и Иван Несторович едва не упал, вовремя схватившись за ручку двери.

— Досто-почтенная Розина Александ-ровна, — начал он, все еще шатаясь при входе в свою комнату. — Сколько я вам должен остался?

— Та фы софсем нетафно оплату фносиль. Теперь три рупля и тезять копеек напежаль. Фы уезшать исфолит? Што-то стряслось?

— Нет, не беспокойтесь, покорнейше прошу, Розина Александровна, мне только домой съездить нужно… от батюшки… письмо пришло, в аптеке дело срочное возникло. Сегодня пришло… а дело очень срочное, — говорил Иноземцев, торопливо собирая вещи в саквояж. Сгреб тетради, книги с полок бюро — уложил на дно, достал из нижнего яруса ящиков шкафа дорожный медицинский чемоданчик, открыл, проверил, все ли инструменты на месте. Потом отсчитал пять рублей.

— Не беспокойтесь, я ненадолго. Комнату прошу для меня придержать.

Квартирная хозяйка деньги приняла и, все еще продолжая причитать, удалилась, хотя было видно, как очень хотелось знать, отчего это за ее постояльцем гонятся синемундирные, где это он весь день пропадал и ходил ли в зоосад поглядеть на сбежавшего зверя. Но душевная тонкость старушки не позволила мешать приготовлениям молодого человека к столь спешному и, несомненно, важному вояжу.

Иноземцев обнаружил в шкафу выстиранный и отутюженный Варей костюм. Принялся одеваться. Пыхтя и жмурясь, он вскоре сменил платье, напичкал сумку одеждой, какая попалась под руку, и выскочил в коридор, не позабыв на этот раз пальто.

К счастью, поезд Николаевской железной дороги должен был отбыть в одиннадцать утра, то бишь через полчаса. Иноземцеву удалось приобрести едва не последний билет в вагон третьего класса. Ничего, что не первый и даже не второй класс, зато здесь проще раствориться в толпе, да и финансы следовало поберечь. В окошко он сунул деньги и просроченное разрешение участкового пристава, чудом выхлопотанное когда-то Натали Жановной.

А потом поспешил на перрон так, будто удирал от огня. Как кассир не заметил подлога, одному богу известно. Поскорее забился в самый угол вагона, поднял воротник, а очки, напротив, снял. Быстрей, быстрей! Ну же, когда последний колокол известит о спасении?

Едва поезд тронулся, ординатора бросило в холод, заломило в костях, глаза заволокло влажным туманом. Он ничего не видел. Кутался в пальто, никак не мог согреться и уснуть.

На следующей станции Иноземцев уже весь дрожал, по вискам градом тек пот, влажные волосы прилипли ко лбу. Сосед слева стал назойливо лезть с предложением помощи. Двое других, что сидели напротив, трусливо поглядывали на лихорадочного, даже вынули платки, прикрывали ими лица. Иван Несторович едва не проговорился, что сам врач и прекрасно знает, что у него нет никакой заразной болезни. Диагноз — похмельный синдром. Лечение — никакое, терпеть, пока само не пройдет. Отворачивался к окну, пытался уснуть. Он то проваливался в полные тревожного смятения и кошмаров сны, то подолгу сидел с закрытыми глазами, давя в себе мученические приступы жара, боли и дурноты. На страхи и ожидание ареста сил уже не осталось. Он лишь сожалел, что с собой не догадался взять геллиборуса.

По приезде в Москву Иноземцев потерял сознание. Очнулся от резкой боли в руке — оказалось, привели врача, тот сделал впрыскивание. Камфара, предположил Иван Несторович, ощутив бешеное биение сердца. Мозг усиленно запыхтел — что это? что со мной? столбняк? желчная? дифтерия?

Случись что из вышеперечисленного, его бы тотчас в какой-нибудь московский привокзальный изолятор препроводили, но Иноземцев пересел на нижегородскую линию, а точнее почти переполз. Поезд отъехал от Белокаменной, и он, все еще живой и не пойманный, мчался к Нижнему Новгороду.

— Что ж вы, батенька? — опять приставал сердобольный сосед, лица которого Иноземцев так и не разглядел. — Получшело? Господин доктор ушел, ничего не сказал — странно. А вы-то и стонали, и корчились, будто у вас колики. Я было подумал, помирать собрался.

Иван Несторович хрипло поблагодарил, снова припал виском к окну и закрыл глаза. Сна, казалось, вторые сутки не было, а может, и третьи. Сколько едем? сколько еще трястись в плацкартном, неведомо. То ли время остановилось, то ли действительно поезд очень задерживается. Худо было, не то слово. Никогда прежде Иван Несторович не испытывал похмелья! Оказалось, нет ничего в свете белом более мучительного!

Одно радовало — удалось-таки от Ульянки оторваться, удалось. Как бы не напала на след, как бы не стала вновь преследовать. Хоть то место, куда он направлялся, вряд ли можно было счесть убежищем…

Бюловка!

Почему вдруг Иноземцеву пришло в голову ехать именно в Бюловку, он и сам понять не мог, точно неведомые силы толкали его в эту гиблую деревню. В какой-то момент — неведомо, может, когда чиновник едва взглядом не убил в палате Обуховки при допросе Безбородкова, может, когда пьяным лежал в «Ягодке», но закралось в голову измученного ординатора, что единственно лишь Делин Кирилл Маркович ведает, что и как в этой истории происходило, кто за веревочки дергал, а кто в итоге повинным остался. Не странно ли одно то, что дело так скоро закрыли, не изловив самую главную разбойницу, не выяснив, кем являлся погибший генерал, и не изловив зверя. Возможно, генерал и был проходимцем без роду и племени, и факт сей, что таковой воспользовался высокородной фамилией, решили оставить без огласки, дабы не порочить оное имя. Пусть так, думал Иноземцев, радуясь и тому, что наконец здравые мысли задвигались в сером веществе. Пусть так, но коли алмазы нашлись, чего Ульянушке в Петербурге было делать, немалые усилия прилагать, дабы свести Иноземцева с ума?

На ум ординатору внезапно пришло воспоминание о последней их встрече. Понятно, что, хватив едва ли не полштофа водки, Иван Несторович не отдавал себе отчета, видит ли он перед собой кого, слышит, или то был хмельной бред. Но все время, пока он жил у госпожи Шуберт, он в каждом сне ее видел, слышал, ловил ее прикосновения. Голова шла кругом от этого полумистического-полубредового необъяснимого ощущения. Это что ж за оказия такая?