Юлия Нелидова - Дело о бюловском звере

Взрыв на время оглушил всю честную компанию, комнату заволокло бурыми парами, Саввич тотчас же бросился распахивать окна и бегал вдоль них, махая руками и смешно морщась.

— Бомбист, как есть бомбист, — проворчал Делин, кашляя в платок и злобно косясь на Иноземцева. Тот сунул нос под полу сюртука и недоуменно-боязливо выглядывал из-под него.

Когда пары рассеялись, все ринулись к сейфу. Дверца как была на месте, так и осталась, но замок фантастическим цветком вывернуло наизнанку. Потянув за ручку, исправник обнаружил, что, невзирая на исковерканную замочную скважину, дверца не открылась — под воздействием ржавчины крепко приросла к корпусу.

— Дайте я, вашество, попробую, — Фома уже засучил рукава.

Все расступились, и великан, широко расставив ноги, крепко ухватившись одной рукой за кольцо, другой упершись в сам сейф, зарычал и дернул дверцу, открыв ее с первого раза — во какой был сильный! Исправник сначала глянул внутрь, затем запустил руку, вынул неровный камень размером с грецкий орех и оттер его о полу своего вицмундира, тот засверкал всеми цветами радуги.

Вот они, алмазы! Сыскались! Радости, вмиг объединившей и начальника уездной полиции, и ординатора, и двух слуг, не было предела. Они вынимали камни, оттирали, глядели сквозь них на свет, пробовали на зуб. В пыли, в ржавчине, они походили на простую придорожную гальку, но лишь потрешь легонько, как лампу Аладдина, засияют аки солнышко. И было их с десятка два добрых пригоршней.

Тут через распахнутые окна по морозному воздуху долетел цокот копыт.

— Это мои ребята прибыли, — первым пришел в себя исправник и тотчас же перестал улыбаться, приняв обычное, как всегда хмурое, сосредоточенное выражение лица. — Камни все на место. Дверцу затворить. Пока я не позволю — о сокровищах молчок. Чем меньше людей о них знают, тем легче будет в Петербург свезти.

И двинулся к двери, на ходу надевая шубу. Ступив за порог, обернулся.

— Я вам доверяю, Иван Несторович. Глаз с сейфа не спускайте.

Иноземцев кивнул.

Он просидел подле стального ящика весь день. Сидел у окна, устало любуясь палитрой закатного неба, вспоминал живую Ульянушку. Глаза у барышни были такие же ясные, чистые, теплые и искрящиеся, как свет солнца. А главное что — добрые. Глаза всегда выдавали в человеке самые потаенные уголки души. Как же? Как же можно было так ошибиться на ее счет? Как же ей удалось так изощриться, так замаскироваться возвышенным чувством, что стало оно похоже на настоящее. Как же она могла оказаться столь бездушной. И неосторожной к тому же…

— Иван Несторович, — гаркнул исправник в самое ухо, видя, что доктор и не заметил его присутствия. — Заходи, бери, что хочу. Так вы стережете африканское добро? Чего нос повесили, точно тряпичный Арлекин?

— Простите, Кирилл Маркович, — Иноземцев поднялся, вынув Dent London, щелкнул серебряной крышечкой. — Замечтался что-то. Саввич рядом. Да и Фомка здесь где-то гуляет, при нем ни один грабитель бы не посмел явиться.

Исправник недоверчиво покачал головой.

— Саввич в сарайчик отправился, а Фомка на пристани, лодку чинит. Ладно. Пока мы одни, быстро введу вас в курс происходящего. Во-первых, без разрешения Государя Императора, увы, вывезти в заграницы алмазы не выйдет — вас на всю жизнь за это в Сибирь сошлют. И меня вместе с вами, ежли помогать возьмусь. Поэтому поступим честно и благородно — направимся в Петербург и объявим об удивительном явлении на озере и о не менее удивительной находке.

— Хорошо, — безжизненно кивнул Иноземцев, прекрасно осознавая, что ничему воспрепятствовать не сможет, — мы поступим, как вы скажете.

— Вот и ладно. Вот и славно. Но только опять же — об алмазах никому ни слова. Имена Саввича и Фомки мы тоже упомянуть не забудем, их не обидят. Тут главное, чтобы слухи не поползли, которые расследованию помешают.

— Расследованию? — в глазах доктора загорелась погибшая было надежда. — Значит, вы все же попытаетесь во всем разобраться?

— Конечно, Иван Несторович, конечно! — положил Делин руку на плечо ординатора. — Доверьтесь мне. Очень скоро все разрешится. Я уверен, вы будете удивлены.

Собрались быстро. Алмазы пересыпали в холщовый мешок, а тот упаковали в саквояж. До железной дороги решили ехать в карете исправника без конного эскорта, инкогнито. Начальник уездной полиции облачился в партикулярное платье, с собой взял филера Хольцова, из Петербургского Охранного отделения, того, что выследил Иноземцева еще на вокзале. Ему велели надеть тулуп, на голову нахлобучить картуз — будет ямщиком. Конные в военных шинелях и мерлушковых шапках, что обычно сопровождали экипаж начальника уездной полиции, непременно бы привлекли нежелательное внимание. Никто ведь и не знал о ценном грузе. Для сего случая исправник и револьверы приготовил.

Отбыли на следующий день. Ехали молча; Иноземцев продолжал хмуриться и все думал, что же теперь делать. Не исключено, что перед государем придется ответ держать. И как ему обо всем поведать? Мысленно пересказывал себе все от самого начала до сегодняшнего дня, вздыхал. Пытался порой заговаривать с Кириллом Марковичем, исподволь подступаясь к нему с вопросами, но тот, по всей видимости, не желал ничего обсуждать с доктором, отнекивался. То принимался дороги бранить, то с тоской восклицал, отчего сейчас не декабрь, тогда б на санях отправились, быстрее б вышло, или с Хольцовым начинал переговариваться, многозначительно подмигивая и делая всевозможные знаки Иноземцеву за спиной «ямщика». Нельзя было об алмазах говорить.

Так и ехали. От станции к станции, от деревни к деревне. Для ночевки брали одну комнату на двоих: один спит, другой с оружием под рукой стережет и глаз с саквояжа не спускает. Филер из охранки тоже был вооружен и всегда начеку, если со двора опасность явится — тотчас же оповестит выстрелом.

Но нелегко было передвигаться по уезду, где Кирилла Марковича едва ль не все в лицо знали по недавнишнему его объезду по станам. Тогда он в каждой деревне останавливался, жалобы разбирать. Теперь этих жалоб меньше не стало, исправника то и дело дергали, вызывали, а бывало, и ночью прошениями сон тревожили. Один раз даже воришку поймали прямо на станции, где они остановились, пришлось разбираться. Иноземцев тоже на шум выскочил, спросонок позабыв обо всем на свете. Делин увидел его, кулаками замахал: вертай назад, дурень, алмазы стеречь.

В такой безобразной суматохе и добрались до границы, где кончался Т-ский уезд и, следовательно, кончалась власть Кирилла Марковича.

Но именно тогда и суждено было произойти величайшему несчастью.

До деревни Л-во — последней в Т-ском уезде да и в Т-ской губернии — оставалось не больше версты. Проезжали поля, покрытые зыбкой порошей, вокруг никого. Иноземцева укачало, и стал клонить голову набок, клюя носом. Вдруг Делин принялся дергать его за плечо.