Семён Колосов - Мертвецам не дожить до рассвета. Герметичный детектив [СИ]

Глядя на испачканный кровью рукав сермяги, казак выругался.

— Что вы с ним сделали? — испуганно спросил Гай.

— Ему всё равно было не жить, — холодно ответил казак, — нечего с ним возиться.

— Мы могли спасти его. Он же никому не причинил зла, — слабовольно, говоря как будто сам себе, произнёс Гай.

— Не расстраивайтесь, — беря за плечо Гая, попытался утешить его отец Михаил, — мученик отмаялся. Теперь его душа отправится к богу.

— Да шли бы вы… — встрепенулся Гай и, дёрнув плечами, рванул с места, но идти было некуда. Он отошёл к окну, но поняв, что за ним и тут наблюдают, вышел в оранжерею. В оранжерее было холоднее, чем в зале, но всё же тепло, однако совсем не было освещения. А находиться в тёмном, нетёплом помещении было неприятно, к тому же в оранжерее стоял какой-то неприятный, как будто протухший, запах, и Гай почти сразу из неё вышел.

Подойдя вплотную к Фёдору, он укоризненно сказал ему: «Вы бы хоть сделали это не при даме!»

— Небось, переживёт, — грубо ответил казак.

Гай отошёл.

— Что с мертвяками делать будем? На улицу их? — спросил Братухин казака.

— Нельзя, там волки. Ещё почуют запах крови, опять к коням полезут.

— Тогда пускай здесь валяются, — равнодушно решил офицер, — мне не мешаются.

Егору же от вида мертвецов и общей покойницкой атмосферы, царившей в зале, было не по себе, но остальных такое обилие мертвецов, по-видимому, никоим образом не трогало. Труп Раисы Мироновны раскинулся у скамейки возле входа в оранжерею. Её тучное тело с обезображенным лицом валялось на боку в некрасивой позе, месиво лица с открытой впадиной рта повёрнуто в сторону буфета, с её смертельных ран на пол уже натекла небольшая затвердевшая лужица крови, руки закинуты крест на крест, а ноги согнуты и лежат одна на другой. Рядом с ней — перевёрнутый стул, никто не решился его поднять.

Тело Тихона с побелевшим лицом вытянулось по струнке между этой же скамейкой и буфетом; глядя на его позу можно было подумать, что он отдыхает. Тело красноармейца — между выходом на улицу и киоском буфета, аккурат возле окна. Его уволокли туда, чтобы не мешалось. Из головы на грязную кафельную плитку вытекла кровь, которая теперь была размазана у входа от того, что бедолагу перед смертью таскали туда-сюда. Там же, где окончательно бросили тело, из виска натекло небольшое, переливающееся под лампами как яд, красное пятно. Лужица как лужица, но что-то ядовитое, нездоровое было в ней. Гай взглянул на неё, и этот цвет въелся в его сознание.

Как смертоносная гарпия, воцарившись на стенках буфета, гордо восседал ворон, наблюдая за действиями живых и покоем мертвецов. Освободившись из клетки, птица чувствовала себя увереннее и с большим интересом присматривалась к происходящему.

Гай взглянул на ворона, и эта птица показалась ему умнее и рассудительнее его самого. Что-то было во взгляде этого ворона, какой-то проницательный, совершенно не звериный рассудок.

Заинтригованный этим взглядом Гай подошёл ближе к ворону, ступая так, чтобы не задеть лужицу крови, и, опёршись плечом на стенку буфета возле птицы, принялся наблюдать. Ворон сначала глядел на него недоверчиво, пытаясь понять, что он замыслил, но потом, отступив от него в сторону на пару своих маленьких вороньих шажков, успокоился и принялся дальше осматривать зал.

Гай переводил взгляд с человека на человека, как это делал ворон, и молчаливо наблюдал. Очки придавали лицу вид особенной внимательности. Сначала он не видел ничего необычного: простая суета. Комбат Шихов сидел со связанными сзади руками на скамейке для пленных, которую отодвинули дальше к самому окну. Подле него лежало два трупа. По левую руку от Гая за круглым буфетным столом, заняв позицию напротив пленного, расположился казак, он разложил на столе оружие и проверял его: примкнул к винтовке штык, проверил наличие патронов в магазинах, опробовал плавность хождения затворов. Отец Михаил сидел, болтая ногами, на скамейке возле котельной, в которой копошились Братухин со смотрителем. Братухин разглядывал, как просохла одежда, а Степан Тимофеевич подкинул немного дров. Молчаливая жена смотрителя ушла в свои покои. Блуждая по залу, взгляд Гая зацепился за дальние столы. Помимо патефона на них стоял осушенный Тихоном стакан и медицинские склянки, а так же кружка, куда Тихон набирал воду.

Лицо Гая стало хмурым, брови сами собой сдвинулись. Он направился к столу, заглянул в стакан, открыл медицинскую склянку с остатками спирта, понюхал её и, закрыв, поставил обратно. Хмыкнув, он вернулся и встал над телом Крутихина. Неживое лицо через полузакрытые веки глядело в потолок мутными глазами, рот комиссара был полуоткрыт. Гай, сам не зная зачем, уставился на потолок, туда, куда смотрел взгляд мертвеца, затем резко что-то вспомнив, вновь уставился на полузакрытые глаза Крутихина.

— Что он говорил о глазах? — спросил Гай комбата Шихова. — Что было с его зрением?

— Что? — отрываясь от тревожных мрачных мыслей, переспросил Шихов.

— Ответьте мне, — как можно более учтиво обратился Егор Гай, — что было с глазами комиссара? Почему он умер?

— Не знаю, никогда не жаловался, мне почём знать, — подавленным басом прохрипел Шихов.

Гай стремительно подошёл к казаку.

— От чего умер комиссар?

— А чёрт его знает, пил много.

Он направился дальше.

— Александр Григорьевич, — обратился он к Братухину, рассматривающему свою шинель, — от чего умер комиссар Крутихин?

— Откуда мне знать? Сдох, да и славно.

— А вам не показалось это странным? Всё было хорошо, а потом — «бамц», и нет человека.

— Нашим лучше, кабы не сдох, хрен бы мы их одолели.

— Это так, но вы не находите это странным? От чего он умер?

— Приступ какой-нибудь. Что ты ко мне пристаёшь, я тебе кто? Врач?

Гай отошёл. Теперь он одно знал точно — никто не знает, от чего умер комиссар. Но вдруг новая догадка родилась в его голове, и он опять направился к казаку.

— Фёдор, как ты сказал, от чего умер комиссар Крутихин?

— Что? — недовольно произнёс казак, уставившись на него своими чёрным глазами.

— Из-за чего умер этот человек? — он показал рукой на труп Тихона.

— Мне почём знать, пил много, вот и умер.

— Вот именно! — возликовал Гай, глаза его блестели. — Но от спирта или водки не умирают, ведь так?

— Ещё как умирают, был у нас один казак в станице, так он за раз литра полтора выхлебал, потом блевотиной своей и захлебнулся.

— А сколько выпил комиссар?

— Пол-литра, наверное, не больше, — не обращая внимания на Гая и продолжая обтирать тряпкой оружие, ответил казак.

— Значит, не так уж и много.

— Да как не много! Видел, как его качало, да как он за башку держался.

— А что было в этих банках? — Егор громко произнёс на весь зал так, что его речь отозвалась эхом.