Джон Робертс - SPQR V. Сатурналии

Трое мужчин ринулись из тени портика перед мастерской и отвлекли наше внимание влево. Мгновение спустя еще двое вышли из-за статуи Геракла, душащего Немейского льва, на правой стороне улицы. Все они сжимали обнаженное оружие, и я понадеялся, что мальчики Милона действительно так хороши в деле, как он и говорил.

Не успели они до нас добраться, как я уже держал в правой руке кинжал, а в левой – цестус и крутнулся, чтобы оказаться лицом к лицу с двумя мужчинами, вышедшими из-за статуи. Я не сомневался, что гладиаторы прикроют мне спину. Позади я услышал завывания и хруст ударов и напал на человека в темной тунике, державшего мерзкий кинжал с волнистым клинком. Он как будто удивился, что я перехожу в наступление, и на роковое мгновение заколебался, дав мне шанс резануть его по предплечью и раздробить ему челюсть двумя быстрыми ударами кинжала и цестуса. Его кинжал полетел в одну сторону, сам он – в другую, а я сделал полуоборот к его компаньону, однако этот тип уже падал. Кастор стоял позади него, наблюдая за его падением с глубоким сладострастным удовлетворением.

Все пятеро атакующих валялись на тротуаре в непринужденных позах, без сознания. Улицу усеивало оружие, и уже собралось немало пьяных, чтобы с разинутыми ртами поглазеть на происходящее. Кастор и Аурий, похоже, остались целы и любезно принимали комплименты свидетелей драки.

– Кто-нибудь мертв? – спросил я.

– Мы пытались не убивать их, – ответил Кастор. – Это противозаконно, даже если человек совершает преступление во время Сатурналий. Мы – законопослушные люди, сенатор.

– Вижу. Вы кого-нибудь из них узнаете?

Мы перевернули тех, кто в этом нуждался, не обращая внимания на стоны. Тот, кому я размозжил челюсть, не будет разговаривать несколько дней, а еще троим повезет, если они выживут после таких ударов в голову.

– Этого зовут Лео, – сказал Аурий, подняв пятого человека за перед туники. – Он тренировался в школе Ювентия в Луке. Судя по виду, все они оттуда. – Он показал на остальных. – Видишь, их волосы завязаны черными ленточками? Так делают в Луке.

– Это было очень впечатляюще, – сказал я. – Дубинки против стали и превосходящих сил противника.

Кастор фыркнул.

– Мы ценим твое мнение, господин, но эти отбросы едва ли стоили наших хлопот. В северных школах не тренируют так жестко, как в людусах Рима или Кампании. Если в ближайшем будущем нет мунеры, они отправляются в Рим. Множество второсортных политиков нанимают их в качестве телохранителей, потому что они работают задешево.

– Милон крепко натаскивает нас на драку палками, сенатор, – сказал Аурий. – Он говорит, что палки в уличном бою так же хороши, как мечи, и в пределах Города законны.

Он крутнул свою дубинку, сделав движение запястьем, и с нее что-то слетело, с влажным звуком ударившись о ближайшую стену.

– Кстати, – сказал Кастор, – на твоем месте я бы спрятал этот клинок и бронзовые костяшки, сенатор. Может, это и Субура, но никогда не знаешь, когда нарвешься на какого-нибудь ярого приверженца соблюдения деликатных пунктов закона.

– Хорошая идея, – сказал я, засовывая оружие под тунику. – Наш друг Лео может говорить?

– Давай проверим.

Аурий подтащил одного из наших противников к закалочной ванне, стоящей возле одного из печных цехов железоделательной мастерской. Он сунул голову Лео в грязную воду и подержал так некоторое время, но человек не сопротивлялся. Когда Аурий вытащил его, Лео пробормотал несколько ритмических слов. Я понял, что он что-то поет на северном диалекте.

– Боюсь, я слишком сильно его стукнул, сенатор, – сказал Аурий, небрежно уронив свою жертву рядом с желобом. – Бедный старый Лео еще несколько дней не будет говорить внятно. А может, и никогда, если у него начнется предсмертный хрип.

– Ну что ж, – сказал я. – Было бы мило узнать, кто их нанял, но нельзя же иметь все сразу. Мне придется удовольствоваться просто тем, что я попал домой целым и невредимым.

Мы ушли с поля маленькой битвы. Позади нас несколько празднующих уже перешагнули через тела, как будто валяющиеся люди просто слишком сильно напились. Когда я оглянулся, туда метнулись мальчишки, которые реквизировали оброненное оружие. Ничто, имеющее хоть какую-то ценность, не остается долго лежать на земле в Субуре.

Мы подошли к моим воротам, и я повернулся, чтобы поблагодарить гладиаторов и отослать их обратно, но они протиснулись мимо меня и вошли в дом.

– Позволь проверить твое жилье, сенатор, – сказал Кастор. – Они могли спрятать здесь людей на тот случай, если ты пройдешь мимо тех, мимо еще кого-нибудь из них или вернешься иным путем.

– Многих убивали в собственном доме, когда человек думал, что он в безопасности, после того как запирал дверь, – подтвердил Аурий.

Это показалось мне в высшей степени разумным советом, поэтому я подождал, пока они пройдут через весь дом, комната за комнатой, исследуют крышу и даже осмотрят через стену сады и верхушки крыш примыкающих зданий. Осмотр их удовлетворил, и я попрощался с ними и дал им несколько денариев. Хотя на самом деле это было необязательно: похоже, сегодня они повеселились, как не веселились ни разу за весь праздник.

Моих рабов нигде не было видно. Отсутствие Гермеса я еще мог понять, но недоумевал, чем могли заниматься в столь позднее время два таких старых человека, как Катон и Кассандра. Я снова смыл кровь со своего кинжала и цестуса, после чего вытер их, скинул тунику, рухнул в постель и уснул раньше, чем закрыл глаза.

Позади был еще один длинный день.

После Сатурналий Рим проснулся с огромным всеобщим похмельем. По всему городу открылись сотни тысяч мутных глаз, в которые вонзился безжалостный утренний свет, и к Олимпу вознесся оглушительный стон. Патриций и плебей, раб и вольноотпущенник, гражданин и чужестранец – все они страдали и были почти уверены, что Плутон держит их за лодыжку и тащит в зияющую бездну. И, в общем и целом, забвение лежащего за Стиксом мира казалось им вовсе не такой уж плохой перспективой. Даже философы-стоики нынче утром изрыгали рвоту в ночные горшки.

Но не я. Я чувствовал себя прекрасно. В кои-то веки я пил умеренно, и то немногое, что поглотил, прошлой ночью вышло из меня с по́том во время бегства через город. Впервые с тех пор, как покинул Родос, я как следует выспался ночью и проснулся с ясными глазами, с ясной головой и ужасно голодный. Солнце стояло высоко, и свет его лился в мое окно, как будто Феб-Аполлон был особенно мною доволен.

– Гермес! – взревел я. – Катон! Вставайте, ленивые мошенники! Мир снова стал нормальным!