Иван Любенко - Приговор

— Без плана ничего не выйдет. В данном деле важна наблюдательность и умение выстроить логическую цепочку поступков вероятного противника. — Ардашев улыбнулся. — При неукоснительном соблюдении некоторых моих условий я берусь раскрыть резидента к сегодняшней полуночи. Возможно, удастся найти и его помощников. Но это уже, как получится. Главное — руководитель. Хотите пари на бутылку настоящего мартеля?

— Право, Клим Пантелеевич, вы меня озадачили, — Каширин посмотрел в потолок и проронил задумчиво: — вы хотите сказать, что отыщете главаря к двенадцати ночи?

— Совершенно верно.

— И вы, — Каширин замялся, — в самом деле, назовёте мне его имя?

— Безусловно.

— А потом я смогу его самолично арестовать? — с затаённой радостью в голосе осведомился Антон Филаретович.

— Естественно. Не забудьте прихватить малые ручные цепочки. А в моих правилах игры ничего не меняется с самого девятьсот седьмого года, когда я только начинал работать присяжным поверенным Ставропольского Окружного суда. Разве вы не помните, что покойный Ефим Андреевич Поляничко всегда получал лавры раскрытых мною преступлений?

Начальник сыска посветлел лицом и выпалил:

— О да! Я, грешным делом, страсть, как ему завидовал.

— Давайте условимся так: встречаемся сегодня в полночь на кладбище Успенской церкви. Там есть старый армянский склеп. Справа от главного входа. Рядом с ним я и буду вас всех ожидать. Идёт?

— Простите, а кого всех? — Каширин недоумённо поднял брови.

— Ах, да, сразу забыл предупредить: возьмите с собой вашего помощника. Боюсь, может начаться перестрелка и лишний ствол нам не помешает. Не возражаете?

— Бог мой! Конечно, нет! Приведу столько людей, сколько прикажете.

— Нет, больше никто не понадобится.

— И более того: всей душой желаю вам выиграть сие пари.

— И ещё один уговор: о нашем споре никто не должен знать.

— Буду нем, как пень.

— Тогда, пожалуй, всё. Мне пора. Честь имею.

— До свидания, Клим Пантелеевич.

Сделав пару шагов, Ардашев обернулся и сказал:

— Если проиграете, то прихватите к коньяку шоколад «Фабрики Абрикосова». С миндалём. Раньше продавался в таких синих обёртках. Он хорошо оттеняет вкус мартеля. Надеюсь, вам удастся его достать.

— Да-да… — пролепетал Антон Филаретович, — постараюсь. Всенепременнейше.

Дверь закрылась.

Каширин слышал, как на лестнице гулким стуком отдавались шаги своего старого знакомого, слившиеся причудливым образом с ударами большого колокола Казанского Кафедрального Собора. «Господи! — грустно подумал полицейский. — Бывший тайный агент МИДа, бывший адвокат, бывший писатель и драматург, счастливый, в общем-то, человек, умница, каких свет не видывал, но что будет с ним завтра? А со мной? — Глядя на икону в правом углу, он перекрестился и произнёс одними губами: — Верни, Спаситель, всё, как было раньше. Верни. Очень тебя прошу!».

Нет, революционером он никогда не был. Происхождения был дворянского, но всегда симпатизировал тем, кто боролся с самодержавием. Родителей лишился ещё в раннем детстве и воспитывался у тётушки. В демонстрациях участия не принимал, усердно учился в университете, служил инженером на заводе в Петрограде, потом поступил в школу прапорщиков и, закончив её, ушёл на фронт.

Старая Россия с её городовыми, узаконенной проституцией, пресыщенных излишествами попами, распутинщиной, бесконечной сменой правительств, высокомерием чиновников, ненужной народу войной, когда шли в атаку на немецкие окопы почти без патронов, опостылела ему, как вой неизлечимо больной собаки, посаженной на цепь.

Когда большевики устроили октябрьский переворот, и армия стала разваливаться, он, как и многие, сорвал погоны и вернулся домой, в Петроград. «Революция смоет грязь, накопившуюся в России за целое тысячелетие. Она пройдёт по городам и сёлам свежим очистительным ливнем», — думалось ему холодными вечерами в нетопленной комнате. Но рассуждать — одно, а совершать поступки — сосем другое. И он всё ждал. Всё осматривался. Не торопился с выбором.

Только перемены в жизни чаще всего приходят неожиданно. Так случилось и с ним. И из стороннего наблюдателя, симпатизирующего большевикам, он превратился в одного из них.

В конце декабря прошлого года, он встретил бывшего сослуживца, унтер-офицера его полка, поступившего на службу во Всероссийскую чрезвычайную Комиссию. Вот он-то, хорошо помнивший их общие разговоры на фронте о необходимости революции в России, и предложил недавнему прапорщику вступить в только что созданную организацию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Образованных чекистов было мало, и его приняли с радостью. За первый месяц не раз приходилось участвовать в обысках и арестах, а один раз даже расстреливать контрреволюционеров. К чужой смерти он относился философски, успокаивая себя тем, что все эти убийства — необходимая часть борьбы добра со злом и обойтись без жертв никак нельзя. Да, первый выстрел в безоружного человека дался трудно. Рука дрожала, указательный палец никак не мог побороть спусковой крючок револьвера. И всё-таки он выстрелил и попал точно в лоб молодому поручику, смотревшему на него с презренной, высокомерной улыбкой. Запахло порохом. Труп свалился почти бесшумно, точно огромная тряпичная кукла упала на пол. Но ничего, свыкся. Вскоре он стал членом РКП (б).

В начале февраля его и ещё девять человек неожиданно послали в Москву на специальные закрытые месячные курсы по ведению нелегальной разведочной деятельности. Было ясно, что всех отправят в разные места, находящиеся под властью белогвардейцев. Обучение состояло из занятий по стрельбе, технике изготовления самодельных бомб и шифрования. Разъяснялась так же и организация подпольной работы. Вскользь знакомили со способами вербовки и методами получения информации, как из официальных, так и неофициальных источников. Учили бывшие царские офицеры, перешедшие на сторону новой власти и вернувшиеся из ссылок революционеры, помнившие Ульянова (Ленина) ещё в самом начале его политического пути.

Курсы закончил с отличием и, как ему было рекомендовано, в портерной, где тайно собирались контрреволюционеры, удачно познакомился с поручиком и штабс-капитаном, которые решили отправиться на юг, чтобы вступить в Добровольческую армию. К Деникину добирались вместе.

Дорога заняла неделю. Наконец, он оказался на территории, занятой белыми. Документы были подлинными и сомнения не вызвали. Так и стал он резидентом агентурной разведки штаба 10-й Красной армии.

Выдавать себя за другого человека всегда непросто, а тем более, заниматься той деятельностью, в которой не имел опыта. Но пока всё складывалось вполне удачно. В Ставрополе оказался вместе с вернувшимися беженцами. И вот теперь через связного ему приказали наладить подпольную работу. Обо всём этом легко говорить, но много ли может сделать человек после скороспелых месячных курсов? Только у молодой Советской республики иного выбора не было, как и не имелось его и у новоявленного красного разведчика.