Валерия Вербинина - Тайны Баден-Бадена

Михаил пообещал тем охотнее, что его тронуло волнение девушки, и он принял его за признак чего-то большего. «Значит, я все-таки небезразличен ей, и она понимает, что игра в рулетку — дело неблаговидное…» Он воспрянул духом. Светловолосая маленькая горничная с тихим голосом — одна из двух, которых Меркуловы привезли с собой, — доложила о приходе Дубровина. Модест Михайлович вошел, сразу же оценил диспозицию и стал аккуратно, но настойчиво оттирать соперника, забрасывая Анастасию комплиментами и переключая ее внимание на себя. Потом в комнату вбежала Фифи, за которой явилась Глафира Васильевна, а за ней показались и Меркуловы. Петр Николаевич пытался спрятаться у себя, отговариваясь головной болью, но жена послала за ним Лукерью, и ему пришлось подчиниться. Натали говорила о вилле «Георгин», на которой они будут жить, и хвалила мужа за то, что он исполнил ее желание поселиться за городом. Генерал играл роль счастливого супруга, готового потакать любым капризам жены. Вновь появилась в дверях горничная и своим тихим голосом назвала имя какого-то господина, которое никто не расслышал.

— Что-что? Григорий Александрович пришел? — переспросила Натали, подавшись вперед. И так заблестели ее глаза, так оживилось все ее лицо, что Меркулов нервно задвигал челюстью и отвернулся.

— Нет, Платон Афанасьевич Тихменёв, — пробормотала горничная.

— Ну кто же так объявляет гостей! — в раздражении воскликнула Натали.

Она не откинулась, а словно упала на спинку кресла, хмурая и недовольная, постукивая по подлокотнику тонкими пальцами, на одном из которых блестело кольцо с большим остроконечным бриллиантом. Вошел Тихменёв с широкой улыбкой, которая казалась заготовленной заранее и оттого отдавала фальшью. Он встретил на редкость дружелюбный прием со стороны Андрея Кирилловича, и разговор тотчас завертелся вокруг политических тем. Полковник Дубровин почтительно поддерживал любое мнение генерала, Фифи зевала за руках Глафиры Васильевны, показывая остренькие зубки и розовый язычок, а Михаил не мог глаз отвести от Натали. В ней было что-то от раздраженной кошки, которая только и ищет, в кого бы вонзить когти; она едва заметно перемещалась в своем кресле, садилась то так, то эдак, но движения ее были кошачьи, и в глазах горела чисто кошачья злость. Почувствовав, что внимание слушателей слабеет, Тихменёв ловко перевел разговор на местные сплетни. Такой-то, говорят, женится, такой-то, наоборот, разъехался с женой, а некая мадемуазель Диана, особа, слишком хорошо известная в Бадене, собирается в Страсбург и уже отправила туда свои вещи.

— Кто это? — наивно спросила Глафира Васильевна.

Модест Михайлович кашлянул, пряча улыбку.

— В самом деле, — промолвил он осторожно, — не думаю, чтобы дамам было интересно слушать об этой… этой особе.

Но даже весть об исчезновении соперницы не умиротворила Натали, и, как истинная кошка, она нашла мышку, на которой можно было отыграться. Госпожа Меркулова пожаловалась на жару, попросила стакан лимонада, а когда горничная принесла его, заявила, что он никуда не годится, и выплеснула его служанке в лицо.

…Вспоминая сейчас об этом, Михаил не мог не признаться себе, что все присутствующие повели себя не самым лучшим образом. И хозяева, и гости сделали вид, что ничего особенного не произошло. Горничная вышла из комнаты быстрым шагом, наклонив голову, и когда она прошла мимо писателя, он заметил, что ее губы дрожали.

— Коа! — сказал попугай и встряхнулся.

— Ну разумеется, вы пошли к Меркуловым вместо того, чтобы попытаться расспросить мать жертвы, — с досадой сказала Вера Андреевна Михаилу. — Правду ли говорят, что там имело место небольшое недоразумение?

— Сударыня, я бы не назвал выплескивание лимонада в лицо небольшим недоразумением, — сдержанно ответил Михаил. — Если, конечно, мы с вами говорим об одном и том же.

— Почему-то мне кажется, что то, что произошло вчера, никак не повлияло на ваше желание как можно чаще навещать Меркуловых и Назарьевых, — заметила графиня. Авилов почувствовал, что краснеет.

— Наталья Денисовна была раздражена… Я не пытаюсь оправдать ее, но у ее поступка могли быть причины…

— Ах да, причины, — протянула Вера Андреевна, поглаживая попугая. — Причины всегда есть. Меня, впрочем, гораздо больше волнует, по какой причине была убита Софи Мюллер. Как, вы сказали, зовут того полицейского — Брумм?

— Теофилус Брумм.

— Я знаю всех трех полицейских комиссаров Бадена, — усмехнулась графиня, — и слышала о некоторых их помощниках, но фамилию Брумм я слышу впервые. Говорите, он работал в казино?

— Да.

— Очень интересно, — задумчиво промолвила Вера Андреевна. — Говорите, он дотошный гос-подин?

— Я говорил с ним только раз, но именно такое впечатление он на меня произвел.

— Ну что ж, будем надеяться, что это не только впечатление… Могу я поинтересоваться вашими планами на ближайшие дни?

— Назарьевы вместе с Меркуловыми переезжают сегодня на виллу, я рассчитываю их там навестить. А завтра Тихменёв ведет меня к Тургеневу. Вообще удивительный нынче год — столько русских писателей приехало в Баден одновременно…

— И вы ждете чего-то необыкновенного от общения с ними, — улыбнулась Вера Андреевна.

— Я не знаю, чего я жду, — промолвил Михаил после паузы. — Но я счастлив, что у меня такие современники, как Тургенев, граф Толстой, Достоевский. Мне кажется, что наше время — в литературном смысле — стоит очень высоко, может быть, даже выше тех лет, когда творили Пушкин и Гоголь…

— Только не вздумайте сказать Ивану Александровичу, что кто-то где-то в чем-то может превзойти Пушкина, — заметила Вера Андреевна, — он обидится и прекратит знакомство с вами. Для него Пушкин — идеал писателя, недостижимый образец.

Михаил не нашелся что ответить. По правде говоря, он был немного озадачен, потому что считал, что интересы его собеседницы ограничиваются в основном баденскими сплетнями, и ей нет дела до литературных предпочтений его коллег. Попугай закачался на жердочке и голосом графа Вильде проговорил:

— Ну до чего же умная бестия, а? Возьму-ка я тебя с собой! По-моему, я знаю, кто составит тебе отличную компанию!

После чего захлопал крыльями и уже другим голосом выдал очередной загиб. Михаил понял, что пора откланяться, поцеловал графине руку и ушел.

Переезд Назарьевых на виллу «Георгин» сопровождался скандалом, начало которого Михаил не застал, потому что правда о регулярных отлучках Петра Николаевича в казино открылась еще в гостинице. Нет, Лукерья не проговорилась, ни при чем оказалась и Анастасия, но, как водится, кто-то из гостиничных знакомых Глафиры Васильевны увидел ее супруга в казино, неосторожно упомянул об этом при ней, старая дама сопоставила факты, навела кое-какие справки — и Петр Николаевич был выведен на чистую воду. Застигнутый врасплох, он неловко лгал, нес чепуху и вообще совершенно уронил себя не только во мнении супруги, но и во мнении Меркуловых, которым, конечно, все тотчас же стало известно. Когда Михаил явился на виллу «Георгин», слуги еще носили и расставляли вещи, в гостиной громоздился самовар Глафиры Васильевны и старомодные чемоданы четы, а в широко распахнутые окна лился солнечный свет. О приходе писателя никто не доложил, так как все были заняты; он пошел наугад через комнаты и сначала увидел Кирилла, который сидел за шахматной доской, подперев щеку. Мальчик и сообщил ему, что госпожа Назарьева уличила своего мужа в том, что он играет в казино, и теперь она плачет у себя в кабинете, а Петр Николаевич лежит с полотенцем на голове в малой гостиной на втором этаже.