Филипп Ванденберг - Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

Человек вроде Вильяма Карлайля не мог не почуять возможную сенсацию и на следующий день попросил профессора о встрече. Шелли говорил охотно, но более того, что уже знал, Карлайль от него не услышал. А Омар забыл упомянуть об одной мелочи — ожоге на его правой руке. Карлайль пообещал держать профессора в курсе, сам же решил заняться этой историей.

Несколько дней, покупая «Таймс», Омар озирался в поисках журналиста, но Карлайль не возвращался. От продавца газет мальчик узнал, что тот остановился в отеле «Эдфу» недалеко от вокзала. Через две недели, в течение которых от журналиста не поступало никаких известий, Омар решил навестить его в отеле.

Отель оказался продуваемым зданием с террасой, выходящей на улицу. Нити бисера служили дверями. Портье не было, на входе, в узком коридоре с выкрашенными в зеленый цвет стенами с отстающей штукатуркой, просто висел деревянный шкафчик с ключами от комнат. На крик Омара вышел сгорбленный старик, опирающийся на палку. При упоминании Карлайля он заволновался. Ya salaam, англичанин исчез неделю назад, кровать не пронуга, багаж на месте, недельная задолженность по оплате.

Омар бросился домой и рассказал профессору о том, что только что узнал. Они вместе отправились в отель «Эдфу», и Шелли попросил показать ему комнату англичанина. Вознаграждение в размере суточной платы открыло ему комнату на первом этаже. Комната была не более чем три на три метра. Чтобы разглядеть хоть что-нибудь, Шелли открыл ставни, заменявшие стекла. Постель была застелена, занавеска, служившая шкафом, приоткрыта, за ней висела одежда.

У окна стоял маленький квадратный стол, на нем — пачка чистой бумаги, подставка для перьев из слоновой кости, квитанция с телеграфа на шестьдесят пиастров от 20 ноября, книга В. М. Ф. Питри «Методы и цели археологии», внутренние листы из «Таймс» от 22 ноября 1911 года, темная фотография, изображавшая нескольких человек, а также остатки булочки с кунжутом, явно приглянувшейся мышам. Комната не производила впечатления ни покинутой в спешке, ни оставленной съемщиком без намерения вернуться. Что подтверждалось прежде всего конвертом с марками на пятнадцать фунтов, найденным Шелли во внутреннем кармане куртки.

Профессор просмотрел газету: статьи о комете, об отмене рабства в Китае и смерти русского писателя Льва Толстого, однако ничего, хоть как-либо связанного с Карлайлем. Взяв же в руки фотографию, Шелли изумился: это был один из снимков Жильбера, которые он делал на вечерах Мустафы Ага Айата; в центре фотографии — профессор Шелли и Клэр, вокруг же прочие гости, явно в веселом расположении духа.

Когда точно он в последний раз видел Карлайля, сгорбленный старик сказать не мог. На вопрос, сообщил ли он об исчезновении в полицию, старик пожал плечами. Не раз уже случалось, что гости проводили пару ночей вне отеля. Но сейчас, раз просрочена плата за целую неделю, он, видимо, обратится в Караколь.

Профессор уверил хозяина отеля, что в том нет необходимости и он сам возьмет на себя этот труд, и вместе с Омаром покинул комнатку.

Ибрагим эль-Навави приветствовал профессора, как старого знакомого, и умело пустил слезу по поводу чудесного спасения Омара. Исчезновение Карлайля не показалось помощнику мудира достойным занесения в папку, потому что, заметил он с иронией, если бы он заводил дела на всех людей, на пару дней покидающих Луксор, у него было бы слишком много работы. И лишь угроза поставить в известность британского консула Мустафу Ага Айата убедила эль-Навави провести расследование; он сообщит о результатах.

Следующие несколько дней профессор Шелли провел, регистрируя и нанося на карту последние находки в Долине Царей; все они касались фараона Тутмоса Второго. При этом все его мысли были сосредоточены на исчезновении Карлайля и его комнате. Через три дня профессор навестил полицейское отделение, но, как и следовало ожидать, расследование не дало ни малейших результатов. Тогда Кристофер Шелли направился в отель «Эдфу», чтобы повторно, на этот раз внимательнее, исследовать комнату журналиста.

Комната казалась нетронутой, по крайней мере на первый взгляд. Ничего нового Шелли не нашел, но кое-что сразу бросилось в глаза: на столе у окна все лежало на прежних местах, только одной вещи не хватало — фотографии. Сгорбленный старик с бородой Пророка клялся, что ничего не трогал в комнате, а фотографии даже не помнит. Дрожащими пальцами он нервно начал перебирать по столу, листать книгу, и из нее выпал листок. Шелли поднял его. На бумаге было написано всего одно слово, дважды подчеркнутое: ИМХОТЕП.

Ничего больше.

Следующий визит профессор нанес на Шарью эль-Исбиталью, где напротив французского госпиталя находились ателье и лаборатория Жака Жильбера, о чем и сообщалось крупными буквами на вывеске перед входом. Шелли выразил желание посмотреть фотографии с праздника британского консула, и Жильбер протянул ему пачку стеклянных пластинок, порекомендовав держать их против света и попросив сообщить ему о том, какие отпечатки необходимо сделать, на что понадобятся всего одни сутки. Профессор был уверен, что найдет снимок, пропавший из комнаты Карлайля, но после двукратного просмотра так его и не обнаружил. На утверждение, что профессор видел отсутствующий здесь снимок с праздника, на котором изображены он с супругой, дагерротипист возразил, что это абсолютно невозможно. Кроме него в Луксоре никто не занимается фотографией, и только ему разрешено фотографировать достопочтенных гостей консула; где же профессор видел ту фотографию?

Однако эти сведения Шелли решил оставить при себе — в любом случае, ему показалось неуместным посвящать кого-либо в свои расследования.

На следующую ночь Омара разбудил стук в окно. Окно, непривычно высокое и узкое, было закрыто ставней с вентиляционным отверстием. Сколько он ни напрягал взгляд, ночь оставалась темной и непроглядной. Омар ничего не боялся: не долго думая, он отодвинул задвижку и открыл ставню. Мгновение царила тишина, слышно было лишь стрекотание цикад, затем вдалеке залаяла собака, и тогда из темноты появилась маленькая фигурка. Омар сразу узнал ее. Это была Халима, девочка из поезда.

— Ты? — прошептал Омар.

Приблизившись, Халима приложила палец к губам, проворно, как газель, взобралась к окну и просунула в него голову и плечи. Опершись на локти, она начала сдавленным голосом:

— Прошу тебя, не задавай вопросов, просто слушай, что я говорю. Ты в опасности. Я не могу тебе ничего объяснить, но если тебе дорога жизнь, уходи от этих неверных, уходи куда-нибудь, где тебя никто не знает, туда, откуда ты пришел, и не рассказывай никому о том, что ты пережил.

Омар молчал, он смотрел на девочку, хотя и не видел ее глаз. Он заметил, что она дрожит. Растроганно, но беспомощно он погладил ее по голове и, не надеясь услышать ответ, произнес: