Филипп Ванденберг - Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

— Мсье! — решительно сказал Туссен. — Секретная служба оценила ваши способности лингвиста. Если бы ей необходимы были услуги клоуна, она обратилась бы в цирк.

Он попал в точку, и улыбающееся лицо Курсье окаменело.

— В остальном, — продолжил Сакс-Виллат, — берите пример с Шампольона, который, если я не ошибаюсь, преподавал в Коллеж де Франс и расшифровывал иероглифы при значительно более сложных обстоятельствах, несмотря на то что немцы и англичане утверждают, что секрет иероглифов давно им знаком.

Курсье понял, что с Туссеном шутить не стоит. Снисхождения от него ждать не приходилось, а любая попытка освободиться приведет лишь к тому, что веревка затянется крепче. Так жертва, пытающаяся вырваться из объятий удава, каждым рывком туже сжимает его кольца. Туссен был прав: их стартовая позиция была не так плоха, как казалось. А то, что остальные не знали о намерениях французов, должно было только помочь делу.

— Если я правильно понял, — обратился Миллекан к Сакс-Виллату, — мы будем проводить раскопки в Саккаре, но лишь для отвода глаз, основные же усилия мы должны направить на поиски гробницы Имхотепа.

— Я нанял для вас двадцать пять рабочих, — кивнул консул. — Это количество не слишком обременит наш бюджет и в то же время не навлечет на нас подозрений неестественной малочисленностью. Они поступят в ваше распоряжение послезавтра. О вашем проживании позаботятся во французской миссии. Сегодня вам предоставят ночлег в летнем домике.

Курсье беспокойно ерзал на стуле. Было заметно, что нечто не дает ему покоя, и Сакс-Виллат спросил:

— У вас есть возражения, мсье?

— Нет, нет, — ответил Курсье, стараясь сохранить серьезную мину, задавая вопрос: — Только предположим на минуту — ведь не исключено, что во время раскопок в Саккаре мы наткнемся на гробницу Имхотепа. Что тогда?

Повисло молчание, словно Курсье произнес нечто неприличное. Сакс-Виллат уставился на озадаченного Туссена, Туссен же взглянул на д’Ормессона; тот пожал плечами и вопросительно глянул на Миллекана. Профессор лишь повторил: «Да, что тогда?»

Сакс-Виллат более трех месяцев занимался лишь поисками указаний на местонахождение гробницы Имхотепа, он продумал все возможности и вероятности, он нашел лучших людей и добился в секретной службе предоставления бюджета, достаточного для того, чтобы раскопать всю Саккару. Лишь об одном он ни разу не задумался: что делать в том случае, если они действительно найдут гробницу. Действительно, никаких указаний, как действовать в таком случае, разработано не было. И, не видя возможности дольше тянуть с ответом, консул сказал:

— В таком случае следует засыпать вход, хранить молчание и ожидать дальнейших инструкций из Парижа.

Такой ответ не добавил энтузиазма, что стало заметно по безразличию людей, сквозившему в их вопросах. Безвыходность, безнадежность, беспомощность, приведшие каждого из них из Парижа в Египет, постепенно превращались в упрямство и возмущение. Поэтому Сакс-Виллат нашел необходимым напомнить присутствующим, что все они знают, о чем идет речь и какой важный долг они выполняют по отношению к родине.

— Да здравствует Франция! — Курсье, от природы наделенный чувством юмора, отреагировал на слова консула фразой, над которой не позволено шутить ни одному французу. Увидев обращенные на него взгляды и уже готовясь к скандалу, он внезапно спросил: — Рано или поздно мы столкнемся с британцами, националистами или немцами — что тогда?

К этому вопросу Сакс-Виллат был готов:

— Этого допустить нельзя! Но мы понимаем, что такого развития ситуации и исключать нельзя тоже. В таком случае главное — это сохранение тайны. А значит, вы не должны подать повод к сомнению относительно научности ваших исследований. В ваших записях и схемах не должно встречаться имя Имхотепа. Разговоры и обсуждения в непосредственной близи рабочих исключены, так как некоторые из них могут владеть французским языком. В случае возникновения экстренной ситуации или конфликта, требующего немедленного прекращения работ, используйте пароль «фараон». Он будет действовать как при общении внутри команды, так и при обращении в центр в Александрии. И означать он будет полное уничтожение следов и ожидание дальнейших указаний.

Пароль мог вызвать улыбку, что свидетельствует об ограниченности мышления даже сотрудников тайных служб. Именно из-за таких мелочей порой проваливаются операции, потребовавшие больших физических, умственных и финансовых затрат. Конечно, пароль «фараон» сам напрашивался. Он был даже слишком очевиден, настолько, что секретные службы двух государств обозначили им эту операцию. То, что фараоном Имхотеп не был, было упомянуто лишь вскользь.

Тем временем Эмиль Туссен раскурил трубку, и сладковатые облачка дыма поплыли по комнате. Он упорно разглядывал бумагу, лежавшую перед Курсье, и тот, поняв взгляд, передал лист Туссену со словами:

— Я уже сотни раз читал эти строки и, поверьте, не продвинулся ни на шаг.

В порыве гнева, частично вызванного заметным безразличием говорившего, д’Ормессон ударил кулаком по столу. Он был единственным, кто смирился с происходящим и даже начал получать удовольствие от предчувствия необычного задания.

— Таким образом, — воскликнул он, — мы никогда ничего не добьемся! Чего мы хотим от этих строчек, от обрывков слов, когда даже неизвестно точно, принадлежат ли они к одному тексту. Нам нужны факты, следы, указания, а не предположения!

Своими словами д’Ормессон задел луврского профессора. Миллекан достал из кармашка жилета очки с круглыми с золотой окантовкой стеклами, надел их изящным движением, попросил передать ему лист с надписями и начал тоном докладчика:

— Господа, настоящие отрывки, без сомнения, являются фрагментами единого текста, выбитого на базальтовой плите, обломки которой были обнаружены в Египте, Париже и Берлине. Фрагменты, находившиеся в Египте и Берлине, идеально дополняют друг друг а, в тексте нет пропусков, что подтверждает их единое происхождение. Элемент, находившийся в Лувре, не соотносится с текстом первых двух обломков непосредственно, однако, если вы обратите внимание на расположение строк, у вас не останется сомнений в едином происхождении фрагментов текста. Кроме того, размер шрифта, глубина букв и их написание подтверждают, что все это — составные части одного текста. Гладкие левый и нижний края последнего фрагмента свидетельствует о том, что это край плиты.

— Пустая болтовня! — прервал профессор д’Ормессон своего парижского коллегу. — Допустим, что вы правы. Я согласен. И все же вы должны признать, что эти три текста гроша ломаного не стоят, пока в наших руках не окажутся недостающие части плиты. А мы ведь даже не знаем, один ли это обломок или их множество. Они могут покоиться в песках Египта или пылиться в магазине где-нибудь в Европе.