Филипп Ванденберг - Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

Фон Ностиц звонком вызвал слугу и попросил позвать кого-нибудь из женской прислуги и врача, и они перенесли Халиму на цветастый диван салона. Служанка принесла влажные полотенца и положила их на лоб находившейся без сознания Халимы. Через некоторое время она вновь пришла в себя. Она начала извиняться, но барон попросил ее поберечь себя и помолчать. Лишь теперь он и Нагиб обратились к статье:

Каир — В вооруженном столкновении двух противоборствующих банд наркодельцов к югу от Каира были застрелены двое египтян. Одним из них оказался ливанский торговец специями Али ибн аль-Хуссейн, глава одной из банд, другим — неизвестный полиции Хафиз эль-Гафар».

Нагиб уронил газету. Он посмотрел на фон Ностица, взглянуть в глаза Халиме он не решался.

— Я так любила его, — всхлипывала она, и не оставалось сомнений, что она имела в виду не аль-Хуссейна, а Омара, чей фальшивый паспорт был оформлен на имя Хафиза эль-Гафара.

— Завтра мы едем в Египет, — сказал фон Ностиц и вызвал Калафке, приказав позаботиться обо всем необходимом.

Халима поднялась:

— Я еду с вами!

В Каире они первым делом отправились в Караколь, расположенный недалеко от центра, где надеялись узнать подробности происшествия. Было раннее лето, и люди, несмотря на сильный ветер, толпами бродили по улицам. В городе царило приподнятое настроение, столь противоположное их собственному.

Халима попрощалась с Никишем, поцеловав его и извинившись. Но сказала она ему и горькую правду: между ними все кончено, и все это было ошибкой, ошибкой ее чувств, какая случается хоть раз в жизни с любой женщиной. Никиш все понял и пожелал ей всяческого счастья, подарив на прощание медальон, который носил с четырнадцати лет.

Они не плакали, а слова звучали лишь добрые, потому что за эти несколько недель, которые они провели счастливыми, словно дети, оба поняли, что хотя Восток и Запад могут взаимодействовать физически, привлекает их друг в друге взаимная непохожесть и души их никогда не сблизятся.

Нагиб старался, как мог, утешить Халиму, и в этот период они сошлись, как никогда. Горе раскрывает сердца, и кто знает, чем бы все закончилось, если бы они не отправились в Караколь, где соответствующий чиновник за соответствующий бакшиш не ответил с удовольствием на все их вопросы, ничего — а этого вполне можно было ожидать — не спросив о причинах их настойчивой заинтересованности в происшедшем.

Таким образом они узнали, что тело аль-Хуссейна было опознано Лейлой, его второй женой, и выдано ей для совершения обряда захоронения. Неженатый же Хафиз эль-Гафар был опознан матерью, которая вызвалась оказать ему последние почести.

Упоминание о матери эль-Гафара смутило Халиму, Нагиба и барона, ведь они знали, что у Омара не было ни отца, ни матери, и поэтому засомневались, был ли этот Хафиз Омаром.

— Как вообще ему пришло в голову это имя? — спросил Нагиб барона.

— Он назвал его так спонтанно, и адрес тоже. У меня не было причин спрашивать, — ответил фон Ностиц. — Оформить паспорт, не важно, на какое имя и на какой адрес, — это всего лишь вопрос денег.

Все трое отправились в одну из приятных кофеен на набережной Нила, чтобы обсудить, что теперь делать. Беспомощность вселяла такую неуверенность, что Халима даже предположила, что это все может быть махинацией одной из секретных служб, целью которой было завлечь их в ловушку. Но вдруг Нагибу в голову пришла мысль обратиться за помощью к Хасану, инвалиду, чистившему обувь перед отелем «Мена Хаус» в Гизе. Если кто-то и мог помочь им, то только он.

Фон Ностиц, заметив, что начинается песчаная буря, затмевающая небо, предпочел остаться в отеле «Семирамис», а Халима и Нагиб отправились в Гизу.

Хасан со своим ящиком прятался в одной из ниш стены перед входом в отель. Несмотря на то что тучи песка застилали видимость, носясь по улицам и вокруг отеля, Хасан сразу узнал Нагиба.

— Где мой друг Омар? — спросил он, пока Нагиб представлял ему Халиму. Он даже представить себе не мог, какие чувства будит в них своим вопросом.

Не ответив на вопрос, Нагиб осведомился, слышал ли микасса что-нибудь о перестрелке в Саккаре.

Хасан посмотрел на Халиму и кивнул ей, будто желая выразить соболезнование, но вместо этого произнес:

— Ты, наверное, рада, что избавилась от этого аль-Хуссейна. Омар мне много рассказывал о тебе.

— А этот эль-Гафар? — нетерпеливо спросил Нагиб.

— Такой же разбойник, как и его господин. Официально он смотрел за одним из сдаваемых домов аль-Хуссейна, на самом же деле был его верным сообщником, совершая любые мошенничества. Аллах наказывает всех, кто того заслуживает.

У Нагиба будто пелена с глаз упала. Он знал, что уже где-то слышал это имя. Теперь он понял, почему Омар выбрал именно его. Хафиз эль-Гафар смотрел за тем домом, где они с Омаром несколько лет назад снимали квартиру.

Поняв все, Халима бросилась на шею Нагибу, заплакала от счастья и закричала сквозь бурю, что она любит Омара и никого другого.

Но где же Омар был сейчас?

С облегчением барон фон Ностиц-Вальнитц узнал новости. Звонок в отель «Аль-Саламек» в Александрии прояснил ситуацию. Там сообщили, что некий Хафиз эль-Гафар действительно все еще проживает в этом отеле, но в данный момент отсутствует, и спросили, что ему следует передать.

В тот же день барон, Халима и Нагиб отправились в Александрию. Вечером они уже выходили из такси возле означенного отеля, маленького и не слишком роскошного, но достаточно неброского, чтобы быть подходящим местом для лиц, не желавших бросаться в глаза.

Эль-Гафар, как им доложили, находился в ресторане. Портье послал за ним слугу.

Халима дрожала. Она кусала кулачки, ходя взад-вперед по холлу отеля. Она не решится взглянуть ему в глаза. Но, быть может, думала Халима, Омар и не удостоит ее взглядом, назовет ее хурият и отвернется от нее. Она бы не смогла упрекнуть его в этом случае.

Сквозь отделанную белым орнаментом стеклянную дверь было видно идущего Омара. Без сомнения, это был именно он. Халима хотела броситься к нему, упасть в его объятия, но стояла, будто окаменев. Ноги, которые должны были нести ее к нему, не слушались. Халима боялась.

Не говоря ни слова, Омар подошел к ней и кивнул, будто говоря: «Я знал, что ты вернешься». Но он ничего не сказал и обнял Халиму. Промолчал он и тогда, когда она прошептала:

— Прости меня. Я люблю тебя.

Некоторое время барон и Нагиб не вмешивались, затем же они обрушили на Омара поток вопросов. Полночи он рассказывал им, как добирался из Дисука в Сиди Салим и обнаружил там Хартфилда и безумных монахов. О том, как нашел обломок плиты в архиве и о странном поведении Хартфилда, периодически впадавшего в безумие, становясь похожим на безжизненную статую. Барон казался опьяненным, не раз в течение ночи он повторял, что это счастливейший день в его жизни, при этом его лицо сияло.