Борис Акунин - Любовница смерти

– Не бойтесь. Вам не придется пить яд, потому что заветный череп наверняка выпадет мне.

– Да вы сами боитесь! – догадалась она, и страх немедленно отступил, потесненный злорадством. Вот вам и отчаянная личность – тоже боится! – Вы только изображаете из себя сверхчеловека, а" на самом деле вам, как и всем остальным, сейчас небо с овчинку кажется!

Гэндзи пожал плечами:

– Я ведь говорил вам про мои особенные отношения с Фортуной.

И отошел в сторону.

Между тем всё уже было готово к ритуалу.

Дож воздел руку, призывая соискателей к тишине. Между большим и указательным пальцами он держал шарик, посверкивающий бликами и оттого похожий на яркую золотую звездочку.

– Итак, дамы и господа. Кто чувствует себя готовым? Кто первый?

Гэндзи сразу же вскинул руку, но конкуренты оказались активнее.

Калибан и Розенкранц, робкий Коломбинин воздыхатель, в один голос воскликнули:

– Я! Я!

Бухгалтер уставился на своего соперника так, словно хотел разорвать его на части, Розенкранц же горделиво поглядел на Коломбину, за что был вознагражден ласковой, ободряющей улыбкой.

Сдержанного жеста Гэндзи ни они, ни Просперо не заметили.

– Мальчишка! – закипятился Калибан. – Как вы смеете? Я первый! И возрастом старше, и стажем в клубе!

Но тихий немчик по-бычьи наклонил голову и уступать явно не собирался.

Тогда Калибан воззвал к дожу:

– Что же это такое, Учитель? Русскому человеку в собственной стране жизни не стало! Куда ни плюнь, одни немцы, да полячишки, да жидки, да кавказцы! Мало того что жить не дают, так еще и на тот свет вперед пролезть норовят! Рассудите нас!

Просперо строго произнес:

– Стыдись, Калибан. Неужто ты думаешь, что Вечная Возлюбленная придает значение таким пустякам, как национальность или исповедание? В наказание за грубость и нетерпимость ты будешь вторым, после Розенкранца.

Бывший корабельный счетовод сердито топнул ногой, однако спорить не осмелился.

– Позвольте, – подал голос Гэндзи, – но я поднял руку еще прежде того, как эти господа заявили свою п-претензию.

– У нас здесь не аукцион, чтоб жестами сигнализировать, – отрезал дож. – Следовало заявить о своем намерении вслух. Вы будете третьим. Если, конечно, до вас дойдет очередь.

На этом дискуссия закончилась. Коломбина заметила, что вид у Гэндзи весьма недовольный и даже несколько встревоженный. Вспомнила его вчерашнюю угрозу разогнать клуб «Любовников Смерти». Интересно, как бы ему это удалось? Соискатели ведь собрались здесь не по принуждению.

Розенкранц взял у дожа шарик, внимательно посмотрел на него и внезапно осенил себя крестом. Коломбина жалостливо ойкнула – так поразил ее этот неожиданный жест. Немец же раскрутил рулетку, а потом взял и выкинул штуку уж совсем на него непохожую: посмотрел прямо на сострадающую барышню и быстро поцеловал шарик, после чего решительно бросил его на край колеса.

Пока оно вертелось – а это длилось целую вечность – Коломбина шевелила губами: молила Бога, Судьбу, Смерть (уж и сама не знала, кого), чтобы мальчику не выпала роковая ячейка.

– Двадцать восемь, – хладнокровно объявил Просперо, и у присутствующих вырвался дружный вздох.

Побледневший Розенкранц с достоинством молвил:

– Schade [4] Жаль (нем.) .

Отошел в сторону. На Коломбину он теперь уже не смотрел, очевидно, уверенный, что и без того произвел должное впечатление. По правде говоря, так оно и было – Розенкранц с этим его отчаянным поцелуем показался ей ужасно милым. Только сердце Коломбины, увы, принадлежало другому.

– Дайте, дайте сюда! – Калибан нетерпеливо схватил шарик. – Я чувствую, мне должно повезти.

Он трижды плюнул через левое плечо, крутанул рулетку что было мочи и выбросил шарик так, что тот золотым кузнечиком заскакал по ячейкам и чуть не вылетел за бортик.

Все, оцепенев, наблюдали за постепенно замедляющимся верчением колеса. Обессиленный шарик попал на череп! Из груди бухгалтера вырвался торжествующий вопль, но в следующий миг золотой комочек, будто притянутый некоей силой, перевалился через разделительную черту и утвердился в соседней ячейке.

Кто-то истерично хихикнул – кажется, Петя. Калибан же стоял, словно пораженный громом.

Потом прохрипел:

– Не прощен! Отринут! – И с глухим рыданием кинулся к выходу.

Просперо со вздохом сказал:

– Как видите, Смерть недвусмысленно извещает о своей воле. Так что, хотите попытать счастья?

Вопрос был обращен к Гэндзи. Тот учтиво поклонился и проделал положенную процедуру быстро, скупо, безо всякой аффектации: слегка раскрутил рулетку, небрежно уронил шарик и после этого на него даже не смотрел, а наблюдал за дожем.

– Череп! – взвизгнула Львица.

– Ха! Вот это фокус! – звонко выкрикнул Гдлевский.

Потом все закричали и заговорили разом, а Коломбина непроизвольно простонала:

– Нет!

Она сама не знала, почему.

Нет, пожалуй, знала.

Этот человек, которого ей довелось знать так недолго, источал ауру спокойной, уверенной силы. Рядом с ним отчего-то делалось светло и ясно, она будто снова превращалась из заплутавшей средь темных кулис Коломбины в прежнюю Машу Миронову. Но, видно, обратной дороги не было, и роковой бросок Гэндзи являл собой самое определенное тому доказательство.

– Примите поздравления, – торжественно сказал Просперо. – Вы счастливчик, мы все вам завидуем. Прощайте, друзья мои, до завтра. Идемте, Гэндзи.

Дож обернулся и медленно вышел в соседнюю комнату, оставив двери открытыми.

Перед тем как двинуться следом, Гэндзи повернулся к Коломбине и улыбнулся ей – будто хотел успокоить.

Ничего у него не вышло.

Она выбежала на улицу, давясь рыданиями.

Его высокоблагородию подполковнику Бесикову (В собственные руки)

Милостивый государь Виссарион Виссарионович!

История с «Любовниками Смерти» и роль Дожа во всех этих событиях открылись с совершенно новой стороны.

Пишу это письмо ночью, под свежим впечатлением. Я только что вернулся с квартиры Дожа, где мне довелось стал свидетелем поистине поразительных событий. О, как легко ошибиться в людях!

Прошу извинения за некоторую сбивчивость – я все еще очень взволнован. Попробую изложить всё по порядку.

Сегодня заседания общества, временно прервавшиеся из-за исчезновения медиума, были возобновлены. Признаться, я рассчитывал, что пропажа Весталки приведет Дожа в смятение и выбьет из его рук наиболее опасное оружие, но он оказался весьма изобретателен и предприимчив. Найденная замена спиритизму блистательно проста: рулетка, на которой одна из ячеек помечена черепом с костями. Тот, кому выпадет сей зловещий символ смерти, должен выпить яду, собственноручно приготовленного Дожем.