Борис Акунин - Коронация, или Последний из романов

Сразу стало тихо, и даже мистер Фрейби оторвался от книги, с интересом глядя на Фому Аникеевича поверх очков.

– Наши господа, к сожалению, в неважных отношениях между собой. Это может помешать делу. Давайте договоримся, что хоть мы, слуги, будем заодно. Станем предупреждать друг друга и оберегать его величество и их высочества от ошибок. Насколько это в наших силах.

Так и было сказано – просто и мудро.

Тут в лакейскую просунул голову мой помощник Сомов и, приложив руку к груди, извинился:

– Афанасий Степанович, господа, прошу прощения, но мадемуазель Деклик просят к её высочеству. И тут же с поклоном удалился.

– Ах да, мсье Зьюкин, – оборотилась ко мне гувернантка. – Бедньяжка Ксения ничего не знает. Что я могу ей сказать?

– Не следует говорить её императорскому высочеству про угрозы Линда, – сурово сказал я, несколько покоробленный фамильярностью в отношении Ксении Георгиевны. – Просто скажите её императорскому высочеству, что похитители требуют выкуп и что выкуп будет заплачен.

По-моему, она вышла должным образом пристыженная.

Уже через минуту я пожалел об отсутствии мадемуазель, потому что мистер Фрейби вдруг разверз уста и произнёс какое-то короткое слово.

– Что вы изволили сказать? – переспросил Фома Аникеевич.

– Он сказар «сьпион», – перевёл Маса, который, оказывается, понимал по-английски.

– В каком смысле «шпион»? – не сообразил я.

Британец с надеждой посмотрел на Фому Аникеевича, и тот вдруг озабоченно нахмурился.

– Господин Фрейби совершенно прав. Здесь не обошлось без шпиона. Похитители были слишком хорошо осведомлены о ваших вчерашних перемещениях. Не хочу вас расстраивать, Афанасий Степанович, но очень вероятно, в вашем штате – лазутчик доктора Линда. Вы можете поручиться за свою прислугу?

Я почувствовал, что бледнею.

– Вовсе нет. За петербуржских я ручаюсь. Все кроме Липпса – того, что нам прислуживает – из старых и проверенных. Но у меня здесь ещё временный штат из девяти человек, да приходящие. Местных я не знаю совсем, ими распоряжается Сомов.

– Значит, требуется сугубая осторожность, – веско произнёс Лука Емельянович.

А Фома Аникеевич сказал англичанину:

– Благодарю вас, мистер Фрейби, за дельное замечание.

Тот непонимающе пожал плечами, и я вспомнил, что у меня в кармане имеется дарёный лексикон.

«Благодарить» по-английски было «тэнк». «Вас» ещё проще – «ю».

Я так и сказал:

– Тэнк ю, мистер Фрейби.

Он кивнул и снова уткнулся в своего Trollope (я посмотрел в библиотеке-это такой английский романист).

Мы ещё некоторое время обсуждали между собой способы, при помощи которых сможем конфиденциальным образом сноситься друг с другом, а потом совещание было прервано – снова в дверь просунулся Сомов, и по выражению его лица я понял: случилось что-то особенное.

Извинившись, вышел в коридор.

– Вот, – почему-то шёпотом произнёс Сомов, протягивая мне какой-то белый конверт. – Нашли. Швейцар подобрал. Откуда взялось, неизвестно.

Я взял конверт и прочёл написанные карандашом печатные буквы:

AVEC LES COMPLIMENTS DE DR. LIND [12] С приветом от д-ра Линда (фр.)

Лишь невероятным усилием воли я сохранил внешнюю невозмутимость.

– Где нашли?

– На крыльце, перед самыми дверьми. Швейцар вышел посмотреть, не кончился ли дождик, а оно лежит.

Значит, могли подбросить и снаружи, подумал я. Перелезли через ограду и подкинули, очень просто. От этого стало легче. Но совсем чуть-чуть.

Открывать конверт я, конечно, не стал, хотя он был не заклеен – скорее понёс в бельэтаж. Если бы Сомов не смотрел мне вслед, то и побежал бы.

У дверей малой гостиной, прежде чем войти, остановился и прислушался. Я делаю так всегда, и вовсе не для того, чтобы подслушивать, а чтобы не помешать своим стуком чему-нибудь важному или интимному.

Изнутри донёсся густой, сердитый голос Кирилла Александровича:

– Ники, ну нельзя же быть таким болваном! Во время аудиенции Ли-Хун-Чжану про концессии ничего говорить не нужно! Ни в коем случае! Ты все испортишь!

Я поневоле покачал головой, подумав, что долго так продолжаться не может. Государь вовсе не так безволен, как кажется их высочествам. И злопамятен.

Громко постучал, передал послание и тут же вышел обратно в коридор.

Ждать пришлось не более пяти минут. Выглянул Георгий Александрович и поманил меня пальцем. Его взгляд показался мне каким-то странным.

Точно так же смотрели на меня государь и остальные великие князья – будто видели меня в первый раз или, скажем, впервые заметили, что на свете существует человек по имени Афанасий Степанович Зюкин. Очень мне это не понравилось.

– Ты ведь знаешь по-французски? – спросил Кирилл Александрович. – На-ка, почитай.

Я не без трепета взял развёрнутый листок, прочёл:

Условия приняты, но плата за каждый день отсрочки – миллион. Завтра в три пополудни ваш посредник один, в открытой коляске, должен следовать по Садовому кольцу от Калужской площади в сторону Житной улицы. Деньги должны быть в чемодане, казначейскими билетами по двадцать пять рублей. При малейших признаках нечестной игры с вашей стороны я считаю себя свободным от каких-либо обязательств и верну вам принца – как и обещал, частями.

И последнее. Посредником должен быть тот слуга, что был в саду: с бородавкой на щеке и собачьими бакенбардами.

Первым чувством, которое я испытал, была обида. Favoris de chien [13] Собачьи бакенбарды (фр.) ? Это он так про мои ухоженные бакенбарды?!

Лишь потом до меня дошёл весь пугающий смысл послания.

После долгих перезвонов между Петровским дворцом, генерал-губернаторской резиденцией и Эрмитажем руководить операцией было поручено полковнику Карновичу. Московский обер-полицмейстер получил распоряжение оказывать всемерное содействие, а Фандорину досталась не совсем понятная роль советника, да и то лишь по настоятельному требованию Георгия Александровича, после спасения дочери свято уверовавшего в необыкновенные качества отставного чиновника особых поручений.

Про Карновича мне, как и всем прочим, известно было совсем немногое, потому что у подножия трона этот загадочный человек очутился совсем недавно. Ни по возрасту, ни по чину, ни по связям состоять на такой ответственной, даже можно сказать, ключевой должности ему не полагалось бы, тем более что до сего высокого назначения Карнович исполнял скромную должность начальника одного из губернских жандармских управлений. Однако после громкого раскрытия анархистской террористической организации про молодого полковника заговорили как про восходящую звезду политического сыска, и вскоре этот тихий, неприметный господин, вечно прячущий глаза за синими очками, уже заведывал охраной его величества – взлёт поистине редкостный и не снискавший Карновичу расположения придворных. Хотя кто ж из начальников дворцовой полиции, по роду службы чересчур осведомлённых о слабостях и тайнах близких к престолу особ, когда-либо пользовался симпатиями двора? Такая уж это должность.