Борис Акунин - Коронация, или Последний из романов

Распорядитель лёгкой рысью подбежал к очень высокому стройному господину в алой шёлковой маске, из-под которой виднелась холёная эспаньолка. Я разглядел за спиной вновьпришедшего строгое, бесстрастное лицо Фомы Аникеевича и сразу догадался, что это за Фила-дор такой. У генерал-губернаторского дворецкого вид был такой, будто он пришёл со своим господином на самый обычный раут. Фома Аникеевич не надел маски, а на руке держал длинный бархатный плащ – очевидно, нарочно не оставил в гардеробе, чтобы у присутствующих не возникало заблуждений по поводу его статуса. Тонкий человек, ничего не скажешь.

– К кому посадить тебя, божественный Филадор? – услышал я медоточивый голос распорядителя.

Генерал-губернатор с высоты своего сажённого роста осмотрел зал и решительно направился туда, где в одиночестве сидел мистер Карр. Сел рядом, поцеловал англичанина в щеку и зашептал что-то на ухо, щекочась усами. Карр улыбнулся, блеснул глазами, склонил голову набок.

Я заметил, как Бэнвилл отступает глубже в тень.

Неподалёку появилась и Коломбина, давеча впечатлившая меня своей неподдельной грациозностью. Она встала у стены, глядя на его высочество и ломая тонкие руки. Этот жест был мне знаком, и теперь я узнал, кто это – князь Глинский, адъютант Симеона Александровича.

А на сцене тем временем началось представление.

Две тапетки завели дуэтом модный романс господина Пойгина «Не уходи, побудь со мною».

Пели они весьма искусно, с подлинной страстью, так что я поневоле заслушался, но на словах «Тебя я лаской огневою и обожгу и утомлю» нимфа вдруг положила мне голову на плечо, а пальцами как бы ненароком скользнула под мою рубашку, чем привела меня в совершеннейший ужас.

Охваченный паникой, я оглянулся на Эндлунга. Тот, заливисто хохоча, лупил веером по рукам своего морщинистого кавалера. Кажется, лейтенанту приходилось не легче, чем мне.

Певицы были вознаграждены бурными рукоплесканьями, к которым присоединилась и моя поклонница, что на время избавило меня от её домогательств. Распорядитель поднялся на сцену и объявил:

– По желанию нашего дорогого Филадора сейчас будет исполнен так всем полюбившийся танец живота. Танцует несравненная госпожа Дезире, специально ездившая в Александрию, чтобы постичь это высокое древнее искусство! Попросим!

Под аплодисменты на возвышение поднялся упитанный господин средних лет в ажурных чулках, коротенькой накидке, вытканной блёстками юбочке и с голым животом – круглым и противоестественно белым (надо думать, от свежего бритья).

Аккомпаниатор заиграл персидскую мелодию из оперетки «Одалиска», и «госпожа Дезире» принялась качать бёдрами и ляжками, отчего её изрядное чрево все заколыхалось волнами.

Мне это зрелище показалось крайне неаппетитным, но публика пришла в полнейшее неистовство. Со всех сторон кричали:

– Браво! Чаровница!

Тут уж моя нимфа совсем распоясалась – я едва поймал её руку, опустившуюся на моё колено.

– Ты такой неприступный, обожаю, – шепнула она мне в ухо.

Симеон Александрович вдруг резко притянул к себе мистера Карра и впился ему в губы долгим поцелуем. Я поневоле взглянул на Фому Аникеевича, с невозмутимым видом стоявшего за креслом великого князя, и подумал: сколько нужно выдержки и силы воли, чтобы нести свой крест с таким достоинством. Если б Фома Аникеевич знал, что я здесь, в зале, он, наверное, провалился бы от стыда сквозь землю. Слава богу, в рыжей бороде узнать меня было невозможно.

А дальше произошло вот что.

Лсрд Бэнвилл с невнятным криком выбежал из-за своей колонны, в несколько прыжков преодолел расстояние до столика, схватил мистера Карра за плечи и оттащил в сторону, выкрикивая что-то на своём шепелявом наречии.

Симеон Александрович вскочил на ноги, вцепился мистеру Карру в платье и потянул обратно. Я тоже приподнялся, понимая, что на моих глазах разворачивается отвратительный, опасный для монархии скандал, однако дальнейшее превзошло мои наихудшие опасения. Бэнвилл выпустил мистера Карра и с размаху влепил его высочеству звонкую оплеуху!

Музыка оборвалась, танцовщица испуганно присела на корточки, и стало очень-очень тихо. Слышно было только, как возбуждённо дышит лорд Бэнвилл.

Это было неслыханно! Оскорбление действием, нанесённое августейшему дому! Да ещё иностранцем! Кажется, я застонал вслух, и довольно громко.

И лишь в следующую минуту я сообразил, что никакой августейшей особы здесь нет и быть не может. Пощёчину получил некий господин Филадор, человек в алой маске.

Брови Симеона Александровича растерянно изогнулись – кажется, в такие ситуации его высочеству попадать ещё не доводилось. Генерал-губернатор непроизвольно схватился за ушибленную щеку и сделал шаг назад.

Милорд же, более не проявлявший ни малейших признаков волнения, неспешно потянул с руки белую перчатку. О боже! Вот сейчас и в самом деле произойдёт непоправимое – последует вызов на дуэль, причём публичный. Бэнвилл назовёт своё имя, и тогда его высочеству сохранить инкогнито уже не удастся!

Фома Аникеевич двинулся вперёд, но его опередила Коломбина. Подбежала к милорду и быстро – раз, два, три, четыре – отвесила британцу целый град затрещин, ещё более громких, чем та, что досталась Симеону Александровичу. У Бэнвилла только голова моталась из стороны в сторону.

– Я – князь Глинский! – вскричал адъютант по-французски, срывая с себя маску. Он был очень хорош собой в эту минуту – и не барышня, и не юноша, а некое особенное существо, похожее на архангелов со старинных итальянских картин. – Вы, сударь, нарушили устав нашего клуба, и за это я требую от вас удовлетворения!

Бэнвилл тоже снял маску, и я словно впервые увидел его по-настоящему. Огненный взгляд, жёсткие складки от крыльев носа, бескровные губы и два алых пятна на щеках. Страшнее лица мне никогда ещё видеть не приходилось. Как я мог считать этого вурдалака безобидным чудаком!

– Я – Доналд Невилл Ламберт, одиннадцатый виконт Бэнвилл. И вы, князь, получите от меня полное удовлетворение. А я от вас.

Фома Аникеевич набросил великому князю на плечи плащ и деликатно потянул за локоть. Ах, какой молодец! Сохранил полнейшее присутствие духа в таких отчаянных обстоятельствах. Генерал-губернатору, пусть даже в маске, невозможно присутствовать при вызове на дуэль. Ведь это уже не просто скандал, а уголовное преступление, пресечение которых является священной обязанностью административной власти.

Его высочество и Фома Аникеевич поспешно удалились. Мистер Карр, придерживая полумаску, упорхнул за ними.