Борис Акунин - Левиафан

Несчастную дуру было жалко – она закрыла лицо руками. Плечи вздрагивали.

– Мадам Клебер я всерьез не подозревал, – перешел Гош к следующему пункту повестки. – Хотя отсутствие эмблемы она внятно объяснить так и не смогла.

– А посему вы проигнорировари мое сообсение? – вдруг спросил японец.

– Я ведь сказар вам несьто осень вазьное.

– Проигнорировал? – Комиссар резко обернулся к говорившему. – Вовсе нет. Я поговорил с госпожой Клебер, и она дала мне исчерпывающие объяснения. Она так тяжело переносила первую стадию беременности, что врач прописал ей… определенные болеутоляющие средства. Впоследствии болезненные явления миновали, но бедняжка уже пристрастилась к препарату, использовала его и от нервов, и от бессонницы. Доза росла, образовалась пагубная привычка. Я по-отечески поговорил с мадам Клебер, и она при мне выкинула эту гадость в море. – Гош с напускной строгостью взглянул на Ренату, по-детски выпятившую нижнюю губку. – Смотрите, голуба, вы дали папаше Гошу честное слово.

Рената потупила взор и кивнула.

– Ах, какая трогательная деликатность по отношению к мадам Клебер! взорвалась Кларисса. – Что же вы меня-то не пощадили, мсье детектив?

Выставили на позор перед всем обществом!

Но не до н сейчас было Гошу – он все смотрел на японца, и взгляд у комиссара был тяжелый, цепкий. Умница Джексон понял без слов: пора. Его рука вынырнула из кармана, и не пустая – траурным блеском посверкивала вороненая сталь револьвера. Дуло было направлено прямехонько в лоб азиату.

– Вы, японцы, кажется, считаете нас рыжими обезьянами? – недобро спросил Гош. – Я слыхал, именно так у вас называют европейцев? Мы волосатые варвары, да? А вы хитрые, тонкие, высококультурные, белые люди вам в подметки не годятся! – Комиссар насмешливо надул щеки и пустил в сторону пышный клуб дыма. – Прикончить десяток обезьян – это ж пустяк, за грех у вас не считается.

Аоно весь подобрался, лицо его словно окаменело.

– Вы обвиняете меня в том, сьто я убир рорда Риттр-би и его вассаров… то есть сруг? – ровным, неживым голосом спросил азиат. – Посему вы меня обвиняете?

– По всему, дорогуша, по всей криминальной науке, – веско произнес комиссар и отвернулся от японца, потому что речь, которую Гош намеревался произнести, предназначалась не этому желтопузому ублюдку, а Истории. Дайте срок, еще в учебниках по криминологии напечатают.

– Сначала, господа, я изложу косвенные обстоятельства, доказывающие, что этот человек мог совершить преступления, в которых я его обвиняю. (Эх, не здесь бы сейчас выступать, перед десятком слушателей, а во Дворце юстиции, перед полным залом!) А затем я предъявлю вам улики, со всей неопровержимостью доказывающие, что мсье Аоно нетолько мог, но и действительно совершил убийство одиннадцати человек – десятерых 15 марта на улице Гренель и одного вчера, 14 апреля, на борту парохода «Левиафан».

Тем временем вокруг Аоно образовалось пустое пространство, лишь русский так и остался сидеть рядом с арестованным, да инспектор чуть позади стоял с револьвером наизготовку.

– Надеюсь, ни у кого не вызывает сомнения, что смерть профессора Свитчайлда напрямую связана с преступлением на улице Гренель. Как установило следствие, целью этого злодейского акта было похищение не золотого Шивы, а шелкового платка… – Гош строго насупился: да-да, именно следствие, и нечего кривить рожу, господин дипломат. – …Который дает ключ к спрятанным сокровищам бывшего брахмапурского раджи Багдассара. Нам пока неизвестно, каким образом обвиняемый узнал секрет платка. Все мы знаем, что на Востоке много тайн и пути их нам, европейцам, неведомы. Однако покойный профессор, истинный знаток Востока, сумел докопаться до разгадки. Он уже был готов поделиться с нами своим открытием, и тут началась пожарная тревога. Преступнику, наверно, показалось, что сама судьба посылает ему такой великолепный случай, чтобы заткнуть Свитчайлду рот. И снова все будет шито-крыто, как на рю де Гренель. Но убийца не учел одного существенного обстоятельства. На сей раз рядом был комиссар Гош, а с ним такие фокусы не проходят. Рискованная была затея, но не без шансов на успех. Преступник знал, что ученый первым делом кинется к себе в каюту спасать свои бумажки… то есть я хочу сказать, свои рукописи. Там-то, за углом коридора, убийца и сделал свое черное дело. Итак, косвенное обстоятельство номер один. – Комиссар поднял палец. – Мсье Аоно выбежал из салона, а стало быть, мог совершить это убийство.

– Не я один, – сказал японец. – Из сарона выбезяри есе сесть черовек: мсье Ренье, мсье и мадам Труффо, мсье Фандорин, мсье Мирфорд-Стоукс и мадемуазерь Стамп.

– Верно, – согласился Гош. – Но я хотел всего лишь продемонстрировать присяжным, в смысле присутствующим, связь двух этих преступлений, а также возможность совершения вами вчерашнего убийства.

Теперь же вернемся к «Преступлению века». В то время господин Аоно находился в Париже. Этот факт не вызывает сомнений и подтвержден в полученной мною депеше.

– В Паризе вместе со мной находирись есе портора мириона черовек, вставил японец.

– И все же это косвенное обстоятельство номер два, – с напускным простодушием сыграл в поддавки комиссар.

– Слишком уж косвенное, – тут же вставил русский.

– Не спорю. – Гош подсыпал в трубку табачку и сделал следующий ход.

– Однако смертельную инъекцию слугам лорда Литтлби сделал медик. Медиков в Париже не полтора миллиона, а гораздо меньше, не правда ли?

Это утверждение никто оспаривать не стал. Капитан Клифф спросил:

– Правда, но что с того?

– А то, мсье капитан, – блеснул острым взглядом Гош, – что наш дружок Аоно никакой не офицер, как он нам тут представился, а дипломированный хирург и недавно закончил медицинский факультет Сорбонны!

Об этом-то и сообщается в той же депеше.

Эффектная пауза. Приглушенный гул голосов в зале Дворца юстиции, газетные рисовальщики шуршат карандашами в блокнотах: «Комиссар Гош предъявляет козырного туза». Погодите, голубчики, это еще не туз, туз впереди.

– И тут, господа, мы переходим от косвенных обстоятельств к уликам.

Пусть мсье Аоно объяснит, зачем ему, врачу, представителю уважаемой и престижной профессии, понадобилось прикидываться офицером? Зачем эта ложь?

По восковому виску японца скатилась капелька пота. Аоно молчал.

Ненадолго же хватило у него пороху.

– Ответ один: чтобы отвести от себя подозрение. Убийца-то был медик! – удовлетворенно резюмировал комиссар. – А вот вам и улика номер два.

Приходилось ли вам слышать, господа, о японской борьбе?