Кэндис Проктор - Почему исповедуются короли

– Кого. В этот раз я ищу не «что», а «кого». Герцогиню Ангулемскую и ее преданную компаньонку, леди Жизель Эдмондсон. Надеюсь, они здесь? Ваш вечер был назван одной из причин их наезда в Лондон, наравне с театром. Хотя, как мне было сказано, последний теперь не столь привлекателен, поскольку в этом сезоне мисс Кэт Болейн блещет отсутствием.

– Это Мария-Тереза тебе сказала?

– Да, она.

– Несносная женщина. Проклятье, если ей когда-нибудь действительно удастся стать королевой Франции, там случится еще одна революция.

– Так она уже здесь, да?

– Здесь. С минуту назад я видела, как она пошла перекусить. Никто из Бурбонов не упустит случая бесплатно наесться.

Он нашел Марию-Терезу сидящей на одном из обитых парчой стульев, выстроенных вдоль стены в столовой, где длинные столы ломились от деликатесов, призванных возбудить пресыщенные аппетиты гостей. В глубоком декольте элегантного платья из бирюзового шелка красовалось знаменитое ожерелье Марии-Антуанетты с каплевидными жемчужинами; три белых пера кивали из высоко уложенных локонов; страусиный веер неспешно двигался взад-вперед, хотя было не жарко.

Принцесса застыла, встретившись взглядом с Себастьяном через переполненный зал. А потом многозначительно отвернулась.

Со слабой улыбкой он подошел к леди Жизель, которая неуклюже пыталась заполнить две тарелки – для себя и для своей госпожи.

– О, позвольте вам помочь, – он любезно избавил ее от одной из тарелок.

– Спасибо. – Уголок губ заговорщицки приподнялся. – Я заметила, каким взглядом вас только что наградили. Удивительно, что вы не упали замертво.

– Меня заверяли, что от принцессы снисхождения мне не дождаться. А от вас?

– Признаться, я понимаю, что вы пытаетесь сделать. Ваши цели представляются мне достойными одобрения и даже восхищения, но средства, к которым вы прибегаете, для меня неприемлемы.

Рука Себастьяна зависла над ближайшими блюдами.

– Крабы и спаржа?

– Да, пожалуйста.

Он пополнил тарелку, которую держал.

Леди Жизель потянулась за креветками в желе.

– Вы наверняка искали меня с какой-то целью. С какой же?

Себастьян изучал ее по-прежнему доброжелательный профиль.

– Боюсь, вы не одобрите то, что я собираюсь сказать.

Ответом стал мягкий смех.

– Хотите, пообещаю не бросать эту тарелку с едой вам в голову?

– Это не лишнее. Видите ли, я сделал довольно тревожное открытие. Оказывается, отец Дамиона Пельтана не ограничился тем, что выполнил вскрытие трупа мальчика, объявленного дофином; еще он извлек и унес с собой сердце того ребенка. Каковое хранит до сих пор.

Француженка больше не улыбалась. Ее губы приоткрылись, в уголках рта появились две белые черточки, пальцы сжались с такой силой, что оставалось лишь удивляться, как тарелка не треснула.

– Я этого не знала. Вы уверены?

Если она и актерствовала, то крайне убедительно.

Себастьян добавил:

– По слухам, старик держит сердце в хрустальном сосуде в своем кабинете. Почему он это сделал, как думаете?

Леди Жизель взяла булочку.

– С давних пор во Франции существует традиция хоронить внутренние органы членов королевской семьи отдельно от их тел. Как правило, тела находили последнее пристанище в базилике Сен-Дени. Но сердца и другие внутренности отправлялись в различные места. Так сердце прежнего дофина Франции отнесли в монастырь Валь-де-Грас, наряду с сердцами множества других принцев и принцесс крови [31] Жена Людовика XIII, Анна Австрийская, перевела в 1621 году древнюю общину бенедиктинок (Notre-Dame de la Creche) из местечка Бьевр в предместье Парижа, фобур Сен-Жак, и тем положила начало монастырю Валь-де-Грас (Val-de-Grace), где теперь расположен военный госпиталь. Королева любила гостить у монашек и дала обет выстроить храм, если Бог дарует ей сына. Людовик XIV родился 5 сентября 1638 года, а 5 лет спустя умер его отец. Став регентшей, королева получила средства выполнить свой обет. Придел святой Анны отвели под особые захоронения. Анна Австрийская получила согласие сына на то, чтобы похоронить там сердце его первого ребенка, дочери Анны-Элизабет, умершей в 1662 году на 43 дню жизни. К моменту закрытию монастыря там собралось 45 сердец принцев и принцесс королевской крови. Последним было сердце дофина Луи-Жозефа, первенца Людовика XVI, умершего 8-ми лет от роду. .

Себастьян подумал, что она наверняка наслышана о судьбе, постигшей эти сердца во время революции. Их драгоценные серебряные и золотые реликварии разломали и отправили на монетный двор для переплавки, сами же сердца свалили в тачку и сожгли за исключением нескольких, проданных художникам, которые используют забальзамированные органы для создания красно-коричневого пигмента, известного как «мумие» [32] В познавательной книге Жоржа Ленотра «Повседневная жизнь Версаля при королях» этому эпизоду посвящена глава «Сердца французских королей». .

Он сказал:

– Так вы наводите меня на мысль… какую? Что доктор Филипп-Жан Пельтан был роялистом? Что он забрал сердце дофина, чтобы сохранить хотя бы его, если тело бросят в общую могилу?

– Я не знаю политических пристрастий доктора Пельтана. Но он сумел удержаться на должности в Отель-Дьё де Пари и в революцию, и при Директории, и после воцарения Наполеона. Каковы бы ни были его убеждения, доктор, очевидно, преуспел в искусстве держать их при себе.

Себастьян покосился на Марию-Терезу, которая сидела неподвижно, взирая на него с явной неприязнью.

– Пельтан отважился на немалый риск, сохраняя сердце ребенка, который умер в Тампле. По-видимому, доктор считал, что тот мальчик действительно был дофином.

– Слухи о том, будто дофин каким-то образом сбежал из Тампля, а мальчик, умерший на его месте, был несчастным глухонемым подменышем, – не более чем слухи. Миф. Сказка, сложенная для утешения тех, кто неспособен принять кошмарную реальность.

– Тем не менее слухи не смолкают.

– Ну еще бы. Никогда не пойму, почему революционеры не позволили Марии-Терезе взглянуть на тело ее брата. Хотя, возможно, они боялись, что она не опознает мальчика, сильно переменившегося за годы пренебрежения и жестокого обращения. А может, побоялись показать ей, до какого состояния замучили несчастного. Но у меня нет ни малейшего сомнения в том, что последний сын Людовика XVI и Марии-Антуанетты умер в Тампле в 1795 году. Верить в обратное столь же глупо, как полагаться на россказни о Темной графине.

Себастьян озадаченно наклонил голову.

– Что за «Темная графиня»?

В сухом смешке леди Жизель веселья не прозвучало.

– Спросите у Амброза Лашапеля. Не сомневаюсь, он с удовольствием поведает вам эту историю. – Она забрала у Себастьяна наполненную тарелку. – А теперь, милорд, прошу меня извинить. Благодарю за помощь.