Дэвид Моррелл - Властелин ночи

– Сожалею, но в таком случае нам придется обратиться к вам. Готовы ли вы вместе с нами отправиться в Вестминстерскую больницу и опознать труп мистера Харкурта?

– Опознать труп… – Лицо секретаря посерело, он тяжело вздохнул. – Спаси его, Господи. Да, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь… Меня весь день мучили дурные предчувствия. У мистера Харкурта были назначены на сегодня важные встречи, но он не приехал в контору. А это не те клиенты, которых разумно заставлять ждать.

Райан взялся за ручку двери.

– Ничего не получится, – сообщил секретарь. – Уходя, мистер Харкурт всегда закрывает кабинет на ключ.

– Так откройте его, пожалуйста.

– Не могу. Единственный ключ мистер Харкурт носит с собой.

– Но при нем ключа не оказалось, – заметил Райан.

Повинуясь внезапному порыву, он дернул за ручку, и дверь распахнулась настежь. Секретарь охнул от изумления.

– Вы даже не проверили, заперт ли кабинет? – спросил Райан.

– Мне это и в голову не пришло, – ошеломленно пробормотал секретарь.

Из темного кабинета с массивным столом и роскошным восточным ковром дохнуло холодом. Беккер подошел к окну и отдернул занавеску, теперь стали видны и другие детали интерьера: два марокканских кресла, глобус на поставке и пейзаж, изображающий развалины аббатства на берегу ручья. Райан не сомневался, что картина написана известным художником.

– А кем был мистер Харкурт по профессии? – спросил секретаря Беккер.

– Э-э-э… – Секретарь снял очки, и глаза под ними оказались совсем маленькими. – Он был адвокатом.

– Барристером? – предположил Райан.

Барристеры имели право выступать в суде.

– Нет, солиситором.

– И его контора находится на такой престижной улице? – удивился Райан.

Солиситоры стояли ниже барристеров. Они в основном занимались бумажной работой: составляли завещания, договоры, оформляли кредиты.

– Мистер Харкурт был необычным солиситором, – ответил секретарь.

– Прошу вас, поясните.

– Я не могу нарушить конфиденциальность. Разрешите мне переговорить с одним из коллег мистера Харкурта и выяснить, какова в этом случае моя ответственность перед законом.

– Конечно.

Однако секретарь не двинулся с места, с подозрением наблюдая за тем, как Райан расхаживает по кабинету, подмечая детали обстановки.

– Здесь что-то не так, – заявил вдруг секретарь.

– Простите, что?

Он указал на дубовый комод в углу.

– Мистер Харкурт держал в нем самые важные бумаги.

– И что вас встревожило? – спросил Беккер.

– Дагеротип в рамке.

– Прекрасное изображение ее величества.

– Подарок одного из клиентов мистера Харкурта, – со значительным видом объяснил секретарь. – Но он стоит слишком близко к краю комода. – Он подошел и передвинул рамку. – По утрам солнечный свет падает прямо на комод, и мистера Харкурта предупредили, что это может повредить дагеротип. «Мы не допустим, чтобы изображение ее величества выцвело», – сказал мне мистер Харкурт и отодвинул его дальше к стене.

Райан выдвинул один из ящиков.

– Но комод тоже должен быть заперт! – воскликнул секретарь.

Инспектор выдвинул следующий ящик: папки с именами были разложены в строгом алфавитном порядке. Райана удивило, как много пэров и членов парламента оказались клиентами Харкурта, но он постарался сохранить безразличное выражение лица, читая имена самых влиятельных людей Лондона.

Одно из них особенно поразило его: Генри Джон Темпл. Так звали лорда Палмерстона.

– Я все же вынужден настоять на том, чтобы проконсультироваться у коллег мистера Харкурта, – вмешался секретарь, закрывая ладонью документы.

– Вы можете определить, не пропало ли отсюда что-нибудь? – поинтересовался инспектор.

– Нет, мистер Харкурт держал каталог у себя.

Секретарь задвинул ящики в комод, и Райан переключил внимание на обстановку кабинета. Он прошел вдоль дальнего края стола к подставке с глобусом, затем резко развернулся, отодвинул вращающийся стул и вытащил из-под стола корзину для мусора.

– Мистер Харкурт прячет ее там, чтобы клиенты не подумали, будто в его кабинете царит, как он выражался, кавардак, – объяснил секретарь.

– Когда вы видели своего хозяина в последний раз?

– Вчера вечером, около семи. Он сказал, что хочет еще просмотреть кое-какие документы и я ему больше не нужен.

Райан вытащил из корзины смятый лист бумаги.

Секретарь нахмурился.

– Должно быть, мистер Харкурт бросил его туда уже после разговора со мной. В шесть часов вечера все ненужные бумаги были собраны и сожжены.

– Вы знаете некоего Джона Солтрема? – спросил инспектор.

– Кого?

– Джон Солтрем. Так написано на этой бумаге. – Райан протянул секретарю листок. – Это почерк мистера Харкурта?

– Нет, и я никогда не слышал это имя. Не нарушая конфиденциальности, могу сказать, что это определенно не наш клиент.

– Джон Солтрем? – заинтересовался Беккер.

Инспектор обернулся к нему.

– Это имя что-то вам говорит?

– Возможно. – Беккер подошел ближе и шепнул Райану на ухо: – Может быть, это другой человек, но Джон Солтрем служил констеблем в те времена, когда я патрулировал улицы Ист-Энда.

– Найдите его, – распорядился Райан.

Название Ист-Энд лишь недавно стало синонимом худшей части Лондона. Четырьмя годами ранее, в 1851-м, была издана книга журналиста Генри Мейхью «Лондонские работяги и лондонская беднота» об ужасных условиях жизни в Ист-Энде, и это слово вошло в обиход. Для состоятельных людей из таких респектабельных районов, как Мейфэр или Белгравия, Ист-Энд казался не другой частью Лондона, а другой частью мира, его грязь и болезни были от них так же далеки, как самые страшные уголки Индии и других восточных владений империи.

Но Беккер, пять лет патрулировавший улицы Уоппинга в Ист-Энде, был хорошо знаком со всеми его ужасами, и сейчас ему казалось, будто бы он возвращается домой. Правда, воспоминания об убийствах, случившихся здесь в прошлом декабре, делали это возвращение не очень радостным.

Некоторые здания Уоппинга можно было назвать старейшими в городе, часть из них пережила даже Великий лондонский пожар, бушевавший двумя столетиями ранее. Покосившиеся стены и просевшие крыши давали приют десяткам несчастных. Запах был таким же отвратительным, как и грязь на булыжной мостовой. Убогие, оборванные существа жались к дверям и узким переулкам. Смешанный с дымом туман казался еще гуще и темнее в лучах заходящего солнца.

Из-за скрытого в тумане поворота появился чей-то силуэт, и Беккер приготовился к неприятностям. Где-нибудь в другом месте его одежда выглядела бы весьма скромной, но здесь превращалась в желанную добычу.

Силуэт, как выяснилось, принадлежал констеблю. Он придирчиво изучил Беккера в тусклом свете, словно пытаясь понять, что здесь может делать человек, не одетый в лохмотья.