Зуфар Фаткудинов - Резидент «Черная вдова»

Двойник вышел в холл, где было полно дерущегося люда, но прошмыгнуть благополучно к выходу было не так-то просто. С лестницы, которая вела на второй этаж, буквально сбрасывали подвыпивших мужчин, рвавшихся на аудиенцию к Гришке, чтобы «засвидетельствовать ему почтение». Особенно усердствовал в защите Распутина дюжий мордастый мужчина с наколкой на руке, от зверских ударов которого скатывались с лестницы как бесчувственные муляжи довольно крепкие молодые люди. А из зала красивый голос цыгана доносил слова песни, будто отражая состояние Двойника:

Агент прошмыгнул было к двери, но она неожиданно оказалась запертой. Он догадался: клиенты могли в суматохе разбежаться, не уплатив за стол. Вот хозяева и позаботились. В тот день Двойнику все-таки удалось без приключений выбраться из этого кабака, ведь многие угодили оттуда прямо в полицейский участок.

Московские газеты традиционно промолчали о Распутине. Но событие в ресторане «Яр» докатилось по тайным каналам до самых верхов империи. А толчок этому дал рапорт подполковника московской жандармерии, хотя многочисленные пьяные дебоши и скандалы, которые устраивал «святой старец», тщательно скрывались от царской семьи.

Начальнику корпуса жандармерии Генерал-майору В. Ф. Джунковскому

Ваше Превосходительство!

Довожу до Вашего сведения, что Г. Е. Распутин, будучи в Московском ресторане «Яр», учинил громкий скандал, переросший в громадную потасовку между его людьми, полицией с одной стороны, и отдыхающими — с другой. В результате чего 7 человек получили тяжкие телесные повреждения, из которых один человек скончался в больнице. Легкие телесные повреждения получил и Ваш покорный слуга.

Распутин грозился, что всех отправит в Сибирь на каторгу. Неуважительно отзывался об императрице, которая якобы целует ему руки и ноги, когда они проводят время в кровати. Тем самым он позорит имя августейших особ.

Шеф жандармов, недооценив силу Распутина, воспользовался предоставленным ему правом непосредственного доклада императору и рассказал ему о пьяном дебоше, учиненном «старцем» в московском ресторане «Яр».

Свалить Распутина он не свалил, но заклятого врага Джунковский в лице всемогущего «старца» заимел. А мстительная и злобная императрица не замедлила ответить шефу жандармского корпуса за его заботу о ее чести и достоинстве тем, что тот получит нагоняй и попадет в опалу за использование «непроверенных сведений». Разумеется, он не мог спорить с ее безапелляционным заявлением, и ему оставалось лишь согласиться с царицей, а подполковника Казимакова — особо доверенного ему офицера — пришлось принести в жертву: его отправили с понижением в чине и должности в жандармское управление Казанской губернии.

Шеф жандармов Джунковский последнее время чувствовал, что гидра придворных интриг все больше и больше обвивала его. Он знал, на него лил грязь престарелый министр двора Фредерикс, который брал под защиту всех, кто хотя бы симпатизировал Германии. И зерна жалоб падали на благодатную почву, взрыхляемую самой царицей Российской Империи Алисой Гессенской — Александрой Федоровной. Яд злобной желчи у нее копился быстро и вот-вот мог выплеснуться на Джунковского смертельной кислотой. Шеф жандармов чувствовал это кожей, отчетливо понимая: в дуэли со своими недругами последний выстрел — за ними. А ведь он все делал, чтобы не плодить врагов, тем более всесильных. Шеф жандармов не проявлял абсолютно никакой активности: напротив, как ленивец на дереве, был крайне медлителен и дремал на ходу, когда ему на стол попадали неопровержимые доказательства шпионской деятельности того или иного чиновника в пользу кайзера Вильгельма. Таких дел только за год скопилось на целый стальной сейф, который был сделан под книжную полку с золочеными корешками книг. Придворная камарилья подыгрывала министру Фредериксу, зная, что тот на дух не выносит генерала Джунковского, ругала его за глаза и чуть ли не площадной бранью. А ему, генералу, доносили об этом его тайные осведомители. «Уж если они ненавидят меня за полную бездеятельность, так что же они, подлецы, делали бы, если бы я действовал как полагается? — каждый раз спрашивал себя обер-жандарм. — Почему такая немилость и злоба?» Он только позднее поймет, что, заняв пост главы охранки, инстинктивно вызывает у одних — зависть, у других — страх, липкий, как вар, у третьих — желание подложить свинью, многие распускали слухи о его некомпетентности. Жизнь-то ого-го какая сложная штука. А если высокий чиновник будет с подмоченной репутацией — легче мелкоте выкрутиться. Ведь у многих рыльце в пушку. При дворе многие пытались поставить Джунковского в зависимость от себя. Для этого годились любые средства. Самый ходовой прием, как и во всяком нравственно падшем обществе, вырыть яму другому. Дубину поднимали над головой жертвы, и за то, что не оглушат, человек становился даже как бы обязан подлецу, будто тот сделал ему доброе дело.

Конечно, Джунковского назначал сам император, но он-то знал, что если про кого-то начнут распускать сплетни и зудеть разные гадости, то песенка любого чиновника кончается быстро. И шеф жандармов ждал, ждал известия об отставке. К сожалению, он недооценил влияния на царя Гришки Распутина. Нужно было его приласкать, усладить звоном золотых монет, тем более что Гришка как прорва глотал любую денежную наживку. А он пренебрег им, полагая, что его кресло сродни царскому, лишь с той разницей, что Николай Второй мнимый помазанник божий, а он, Джунковский, реальный помазанник царя, опирающийся на всю тайную, сатанинскую мощь империи. Это его убаюкало. А отсюда толстокожесть, высокомерное пренебрежение к просьбам незнатных людей, которых не было в числе толкавшихся тесной толпой с алчными, горящими, как у шакалов, глазами вокруг трона. И Распутин ответил обер-жандарму тем же, когда под генералом от тяжести неприятностей затрещало кресло и он обратился было к нему за поддержкой. Короче, роли поменялись. Теперь подходы к царскому фавориту искал уже обер-жандарм, то и дело посылая ему праздничные подарки. Но Распутин, как ожиревший ленивый кот, не то что ни разу благодарно не промурлыкал, но даже приветливо хвостом не вильнул. Это оскорбило жандарма. Он унижался! Да перед кем? Перед деревенским конокрадом! И генерал затаил злобу: стал ждать подходящего случая, чтоб свалить Гришку с незримого, но высокого трона «святости» и сбросить к подножию пирамиды власти. Потому каждый шаг блудного «старца» чуть ли не обнюхивался жандармскими ищейками. И когда Распутин очередной раз громко оскандалился — решил его крепко хрястнуть, чтоб знал свое холопское место.