Зуфар Фаткудинов - Резидент «Черная вдова»

— В журнале движения материальных ценностей это имущество не значится.

— Коль так, то завскладом незачем ни инсценировать воровство, ни тем более организовать хищение: он мог спокойненько дать эту форму напрокат либо вообще отдать за спасибо.

— Вера Петровна, но нельзя исключать того, что старик просто продал ее на базаре. Время-то вон какое тяжкое да голодное. Хищение мог инсценировать…

Брауде закурила и, выдохнув дым, бесстрастно произнесла:

— И это может быть.

— Кстати, в двух накладных, — продолжал свою мысль Шамиль, — ни гугу о пропаже одежды. В них только настойчивые просьбы о восстановлении электропроводки. И начальник станции точно не знал, сколько комплектов одежды поступило. Правда, у руководства станции завскладом Мюзиев на хорошем счету.

— Надо выяснить, с кем Мюзиев общался в последнее время. Кто мог воспользоваться его информацией. Это одно. А другое… — Брауде привстала со стула, — ты выяснил приметы грузчика Зуркусова?

— Вы полагаете, что с Казимаковым был он…

— Вот именно. Это не исключено. — Брауде схватила трубку телефона и коротко проронила. — Машину.

Ночной свежий ветер, завихряясь за лобовым стеклом, приятно трепал волосы и холодил спину. Фары выхватывали из темноты серую булыжную мостовую, неровные заборы, мрачные стены домов, стволы деревьев с движущимися вокруг них тенями. Чекисты спешили на Черноозерскую к завскладом Мюзиеву.

Машину остановили за несколько домов. Чекисты поспешили во двор дома, где жил на втором этаже Мюзиев. Дом быстро оцепили. Мягко ступая по деревянной лестнице, все поднялись на лестничную площадку второго этажа.

— Ой! Что это?! — тревожно прошептал Шамиль, вглядываясь в темноту. — Кто-то тут лежит?!

Перед дверью в свою квартиру лежал седой старик. Брауде зажгла спичку и поднесла ее к лицу мужчины.

Измайлов всмотрелся в лицо и одеревеневшими губами обескураженно произнес:

— Это же Мюзиев! Завскладом! — Шамиль поспешно взял его за руку и пытался нащупать пульс. Но было поздно! Важный свидетель был мертв! Человек, который мог помочь найти диверсантов, лежал около часа с проломленным черепом. Это выяснили у соседа, который заявил, что еще час тому назад, когда он возвращался с работы, на лестничной площадке никого не было.

Мюзиев жил один в комнатушке коммунальной квартиры. Семьи не было. Обыск в комнате ничего не прояснил. На лестничной площадке между вторым и третьим этажом нашли несколько окурков папирос «Кама».

— Видимо, преступник поджидал жертву здесь, — проронила Брауде, разглядывая окурки. — Дорого бы я заплатила, чтоб узнать, где Мюзиев был после работы. — Она положила окурки в папиросную коробку. — Коль поджидали, значит — убийца узнал, что на него, Мюзиева, чека вышла сегодня вечером… — Брауде вопросительно взглянула на Измайлова.

— Около девяти вечера я был на складе, — быстро сообразил тот.

— …Значит, убийца узнал об этом около двадцати одного часа, то есть до того, как завскладом, закончив работу, ушел в неизвестном для нас направлении.

— И убийца, видимо, это не знал, — добавил Измайлов. — Иначе он убрал бы свою жертву в более подходящем для него месте, а не в центре города. Ведь в подъезде его могли увидеть соседи потерпевшего.

Брауде кивнула:

— Вот и надо поспрашивать соседей с верхнего этажа — не заметили ли они в подъезде или во дворе подозрительных типов.

Опрос жителей, однако, ничего нового не дал.

Машина чека мчала их теперь на Задне-Мещанскую где проживал грузчик Зуркусов. Но Зуркусов домой еще не явился. Соседи сказали, что жена его Сабиря и двое детей поехали с утра окучивать картошку в Дербышки. Там живут их родители. Видимо, Альберт поехал на лошади за ними.

Потемневший от дождей и ветров дощатый сарай зиял черным проемом распахнутой двери в свете автомобильных фар. Измайлов заглянул в сарай, и сердце его застучало: на дощатом полу у входа валялись знакомые окурки папирос с характерным прикусом. Он поднял одну из них — так и есть, «Кама».

Окурки обнаружили и под дверью квартиры Зуркусова. Брауде вытащила из кармана коробку, где лежали окурки, что подобрала она в доме убитого Мюзиева, и сличила только что найденные, — окурки были похожи. Все они были выкурены до самого бумажного мундштука, а сами мундштуки изжеваны наполовину, будто курильщик каждый раз проверял их съедобность.

— Свет выключи! — приказала Брауде шоферу.

Фары погасли, и кромешная тьма вмиг надвинулась со всех сторон, будто все погрузились с головой в черную воду. Лишь доносился приближающийся грохот телеги по булыжной мостовой.

— Тр-р!.. — донеслось с улицы, и лошадь остановилась. Послышались голоса. Ворота во двор открылись.

— Включи фары, — шепнула Брауде водителю машины.

Двор вмиг залило светом. Мужчина, державший лошадь за узду, испуганно замер, выпучив и без того большие глаза. Лошадь, словно чуя состояние хозяина, всхрапнула и попятилась назад. Испуганно заголосила женщина.

— Спокойно, Зуркусов, — негромко распорядился Измайлов. — Руки подними!

Чекисты обыскали Зуркусова и повозку, но ничего такого не нашли, если, конечно, не считать початой пачки папирос «Кама».

Пока Брауде допрашивала Зуркусова, Шамиль и его товарищи обыскали дом. Ни оружия, ни железнодорожной формы не нашли. Хозяин, оправившись от испуга, внятно отвечал на вопросы. По его словам выходило, что он после обеда поехал в Дербышки, чтобы подсобить престарелым родителям окучить картошку. Ездили всей семьей. С ним был и его товарищ по германской войне Марселька Сапогов. Он живет на Гоголя, двадцать два. Может подтвердить.

У завскладом Мюзиева дома был лишь один раз: в прошлом году, в день его семидесятилетия, пояснил подозреваемый.

— Откуда папиросы?

— По несколько пачек нам дали за разгрузку воинского эшелона с провиантом.

— Кому еще выдали папиросы? — спросила Брауде, окидывая взглядом высокую фигуру хозяина дома. — И кто выдавал?

— Да много там было наших, станционных-то. Было и начальство. — Зуркусов нервно провел по пышной шевелюре. — Кто выдавал? А какой-то толстый интендант. Он, кажись, из самого штаба Восточного фронта. Вроде наше начальство знает его.

Брауде посмотрела на испуганные лица домочадцев и негромко, как-то по-домашнему, сказала хозяину дома:

— Вам, Зуркусов, надо поехать с нами. Кое-что надобно выяснить.

Когда усаживались в машину, высыпавшие во двор домочадцы заголосили в один голос. Хозяин дома по-татарски успокаивал их, что он ни в чем не виноват, папирос из воинского эшелона не крал и что скоро вернется домой.

В Измайлове боролись противоречивые чувства: с одной стороны, все улики говорили, что этот Зуркусов — преступник: найденные окурки, внешнее сходство с одним из диверсантов, о котором говорила Мунька Лисопедчица, сегодняшнее исчезновение с работы (ведь завскладом Мюзиев ему ничего внятного не пояснил, где находится его грузчик) и, наконец, грузчик Зуркусов — один из тех, кто мог знать о наличии железнодорожной формы на складе. С другой стороны — убедительные показания Зуркусова не давали основания подозревать его в причастности к убийству и к диверсии на железной дороге.