Андрей Добров - Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов

Мы быстро докатили до Тверской части, над которой возвышалась каланча — Иван указал кнутом на самый ее верх с двумя изогнутыми коромыслами, на которые во время пожара вывешивали шары, указывающие где и насколько сильно горит.

— Небось мерзнет служивый, крыша-то есть, а с боков продувает! Каково ему там!

И правда, пожарный на каланче был открыт всем ветрам, а согреться глотком водки не мог — ему было строжайше запрещено.

— Ваня, ты меня здесь высади, а сам поезжай к задней части и жди там. Отсюда тебя городовой погонит.

— Уж знаю, не беспокойтесь, Владимир Алексеевич, — ответил Водовоз, подождал, пока я слезу, и дал вожжей своей резвой кобыле.

Я вошел в здание морга, поднялся на второй этаж по лестнице — широкой настолько, чтобы носилки с покойным могли развернуться в пролете, — толкнул выкрашенную белой краской дверь и попал в коридор, из которого можно было попасть в несколько больших комнат, отделанных пожелтевшей от времени плиткой. Пришлось сразу вытащить платок и прижать его к носу — специфический запах карболки и разлагающихся тел был так силен, что с непривычки мог сбить с ног. Из левой комнаты, где располагалась помывочная, вышел человек в белом халате и длинном, почти до пола черном кожаном фартуке. На голове — шапочка, а на лице — марлевая повязка, так что узнать его было положительно невозможно. В руке он держал резиновый шланг, из которого тонкой струйкой стекала вода. Я помнил, что у доктора Зиновьева, полицейского патологоанатома, был помощник по фамилии Байсаров. Но тот был здоровенным детиной, халат на нем сидел как матросский бушлат на бегемоте. А этот служитель морга показался мне роста невысокого, а телосложения даже изящного.

— Вам кого? — спросил он меня на удивление мелодичным голосом. И я подумал, что это юноша-студент из медицинского, проходящий практику.

— Павел Семенович здесь?

— Нет. Уехал.

— А когда вернется?

— Скоро.

— Могу я его подождать?

Служитель пожал плечами.

— Я знаю, где его кабинет. Посижу там. Обещаю ничего не трогать!

Пройдя мимо помывочной, я дошел до конца коридора и открыл дверь. Кабинет доктора Зиновьева был обставлен бедно, но практично.

А ведь и правда, хорошо, что не позавтракал, подумал я. Хотя на турецкой войне я и привык к запаху смерти, с того момента прошло много лет, да и не часто мне приходилось сталкиваться с таким густым запахом смерти, какой был в полицейском морге!

Хотя в морге поддерживалась холодная температура, во избежание гниения тел, в кабинете было намного теплее. Однако пальто я не снял, и поэтому скоро начал задремывать. Но тут послышались энергичные шаги и голос Павла Семеновича:

— Так-так-так! И что это за Орфей спустился в наше царство мертвых?

— Скорее поднялся! Вы же на втором этаже! — ответил я громко, вставая с дивана.

Зиновьев, хохотнув, вошел в кабинет, крепко пожал мне руку и, сняв свое пальто, повесил его на вешалку в углу.

— Владимир Алексеевич! — бодро сказал он. — Какими судьбами? Опять расследуете какое-нибудь кошмарное убийство? Уж не купца ли Столярова?

— Точно его! Откуда знаете?

— А в последнее время к нам ничего интереснее этого не поступало! Ну-с, — потер он ладони, — сперва чаю, потом мертвецы? Или сначала мертвецы, а потом чай?

— Давайте сначала мертвеца.

Зиновьев кивнул, подошел к шкафу и открыл ключом дверцы. Потом указал на полку с банками:

— Вот он.

— Кто? — удивился я.

— Коннозаводчик Столяров! Правда, он здесь не целиком. Это, — он указал на одну из банок, — желудок, это — печень, тут — часть кишечника, а здесь — содержимое желудка.

Я чуть не поперхнулся, но потом пригляделся к содержимому банок и расслабился.

— Павел Семенович! Ну что вы мне «колокол льете»? В этих банках какая-то мутная водица, причем во всех одинаковая.

— Это не просто водица, Владимир Алексеевич, — ответил Зиновьев, вынимая одну из банок, — это результат процесса обработки. Эта мутная водица поможет нам ответить на вопрос, чем именно отравили уважаемого купца.

— А его точно отравили? — спросил я.

Зиновьев кивнул:

— Отравили. Но вот чем? Это интересно. Понимаете ли, узнав отравляющее вещество, мы можем тут же сузить круг подозреваемых. А часто и определить мотив убийства. Впрочем, это не мое дело — строить версии. Этим пусть занимаются сыщики. А я должен дать им факты. Ну что, пойдем посмотрим на тело? — Он сунул одну из баночек в карман халата.

— Пойдем.

Мы прошли по коридору и свернули в небольшой зал направо. Зиновьев щелкнул вторым выключателем, добавив света, и провел меня к столу, на котором под большой мятой простыней лежал кто-то грузный, с большим животом. Простыня соскользнула с правой ступни, обнажив плоские пальцы ноги с толстыми неопрятными ногтями и желтыми мозолями. Доктор встал у изголовья и ловким движением открыл голову мертвеца.

— Вуаля! Знакомьтесь!

Я встал рядом с Зиновьевым. Столяров при жизни был обладателем мясистого носа, коротко стриженных русых с сединой волос и аккуратной бородки клинышком. Как ни старался, я не мог вспомнить его лица — вероятно, мы с ним никогда раньше не встречались.

— Итак! — начал свою лекцию доктор Зиновьев. — Почему я утверждаю, что его отравили? Потому что он умер! Я убедился в этом, вскрыв грудную клетку и вырвав ему сердце.

Зиновьев хитро посмотрел на меня, ожидая реакции, но я был уже хорошо знаком с его странной манерой шутить, так что не отреагировал.

— Павел Семенович! — сказал я. — Когда же вы повзрослеете?

Он ухмыльнулся в черную бороду и похлопал себя по лысине:

— Когда вот тут снова вырастут волосы, Владимир Алексеевич!

Я махнул рукой.

— Ну ладно, если серьезно, поступил он уже мертвым. С сопроводительной запиской нашего с вами старого знакомца Архипова Захара Борисовича. Он не смог меня найти и поэтому пригласил на осмотр места происшествия другого полицейского медика. Тот и зафиксировал смерть от отравления неизвестным веществом.

— Почему именно отравления?

— По симптомам агонии, Владимир Алексеевич. Мы, полицейские медики, в отличие от вас, литераторов, ничего не придумываем, а основываемся на строго медицинских фактах. Естественно, я первым делом взял образцы тканей желудка, его содержимого и печени и проверил их на аппарате Марша — довольно простая химическая реакция с добавлением серной кислоты, при которой выделяется водород. Проходя по стеклянной трубке, он выпадает черными пятнышками. Так вот, мышьяка я не обнаружил. О чем это говорит?

— О чем? — спросил я.

— Отравление мышьяком — явление распространенное. Я бы сказал, мышьяк — это лучший друг самоубийц, ревнивцев и наследников. Если травят мышьяком, можно смело квалифицировать убийство как бытовое или связанное с наследством. Но тут другой случай. Судя по всему, наш дорогой гость был отравлен с помощью растительного алкалоида. — Зиновьев откинул простыню и обнажил тело цвета старой слоновой кости со вздутым животом, разрезанное и сшитое грубо прямо посредине. — Трупные пятна обильные, синюшно-красные, цианоз слизистых оболочек. При вскрытии — венозное полнокровие внутренних органов и… Ну, не важно! Произойди это лет пятьдесят назад, я бы стоял тут и смотрел на тело как баран на новые ворота. Потому что способов определить наличие яда в организме просто не было!