Эля Хакимова - Дело княжны Саломеи

Погода между тем резко переменилась. Словно повинуясь знаку, которым ей послужил фейерверк, начиналась страшная гроза. Резкие порывы ветра гневно гнули деревья, стройные тополя со скрипом склоняли непокорные кроны то в одну, то в другую сторону. Гостей уже давно выдворили из парка и с территории усадьбы. Даже самые любопытные из зевак, весь день праздновавшие скандал, предпочли удалиться в деревню или вовсе уехать на поезде подальше от этого дурного места.

Когда Грушевский с компаньоном подошел к озеру, хлынул проливной дождь. В полной темени казалось, что это не утрешнее прекрасное чистое озеро, а морская бездна разверзлась перед ними. Волны захлестывали мостик, и если бы не перила, вряд ли отважились они пойти по нему к невидимому в бушующей ночи островку. Время от времени раздавались сначала угрожающе накатывающие, а затем оглушительные удары грома. Словно невидимые великаны били в небесные литавры в какой-то трагической постановке. Острые молнии, ослепительные в кромешной тьме, прорезали рыхлые толщи дождевой воды и беззвучно падали в озеро. Только за несколько метров стал виден слабый огонек в оконце избушки.

В комнате наверху никого не оказалось, на одном из колченогих стульев стояла керосиновая лампа, тусклый желтоватый свет с трудом освещал крохотное помещение. В одном из углов едва теплилась лампада перед закопченной иконой с неразличимым ликом Спасителя. Вымокшие до нитки гости переглянулись и стали спускаться дальше в обиталище старца, темную смрадную нору, из которой поднимался шепот молитвы и сдерживаемые причитания.

Домна Карповна с Аленой стояли на коленях перед кроватью и молились. Они не сразу услышали посетителей, с которых ручьями стекала вода.

— Домна Карповна… — Грушевский не решился прервать молитву сразу и переждал несколько минут.

Алена встала и без единого слова оттеснила гостей наверх.

— Кончается, — всхлипнув, сказала она, уставившись в черное окно, за которым летняя гроза ревела и бушевала, как зимний буран. — Ишь, как черти радуются… А он, болезный, все про беса поминал, не дамся ему, говорит, пусть приходит. Не успеет, мол, его одолеть, как с княжной молодой поступил.

— Посмотрите, пожалуйста, вы не ее видели давеча? — Грушевский кивнул Тюрку, чтобы он открыл портрет графини Паниной.

Едва взглянув на картину, Алена перекрестилась и коротко кивнула. Холодок прокатился по спине под промокшим сюртуком Максима Максимовича, будто чья-то ледяная мокрая рука ласково погладила его виски и взъерошила влажный седой ершик на затылке. Это уже совсем чертовщина пошла какая-то, бесы угрожают сумасшедшим старикам, мертвые графини разгуливают по озеру… Как тут не поверить, что молодую княжну заманили к себе русалки! В этот момент из подпола поднялась купчиха.

— Скончался батюшка, — сдавленным мертвым тоном просипела она, и слышать это от такой крупной, полной жизни женщины было очень страшно. — На кого оставил нас, горемычных…

— Оооой-ооо, да на кого же нас покинууул!.. — стала хрипло подвывать Алена.

Тут случилось совершеннейшее чудо, как впоследствии неоднократно заверял Максим Максимович. Вдруг шум за оконцем резко затих. Разом перестали стонать деревья, шумно дышать волны на озере и стучать струи дождя по оконному стеклу. Слышен был только сдержанный шорох ветра, который вмиг разогнал замешкавшиеся облака. Полная луна осветила глубокое небо и с изумлением взглянула на мокрую, почерневшую от обильного дождя землю, словно не узнавая ее и удивляясь катастрофическим переменам за краткий срок своего отсутствия. Летняя гроза закончилась так же внезапно, как и началась. Не поверив своим собственным ушам, Грушевский открыл дверь и выглянул наружу.

Не переставая удивляться, Максим Максимович переглянулся с Тюрком. Тот не придал странному поведению небесных стихий ровно никакого значения. При помощи своей карманной лупы он внимательно рассматривал надпись на портрете графини.

— Вот тебе и ушица из семи окуньков, — тяжко вздохнула купчиха, горестно покачивая головой в такт прекратившимся причитаниям. — Хорошо, что послушала его. Приготовила все для погребения… То-то архимандрит обрадуется, кончились его мучения и смута среди паствы, снова ему покой и благоденствие. Алена, свечей поставь к нему, все, что есть, зажигай. Утром пришлю обмывать покойника и попа — отходную петь. Ну, господа, пойдемте и мы. Что княжна, отыскалась?

— Нет, Домна Карповна. — Грушевский откашлялся. — Думаю, пора полицию вызвать, боюсь, добром все это теперь не кончится.

— Знамо дело, — сурово кивнула купчиха, повязывая на голову с толстой косой цветастый платок, лежавший на плечах.

Яркая луна отражалась в черном зеркале спокойного озера. Со всех сторон от берега отплывали лодки с фонарями на носу и корме. Мужики огромными шестами ощупывали дно, перекрикиваясь с соседними рыбаками. Где-то там их ждал страшный улов.

Перейдя по мостику, расстались у развилки тропинок. Гостям надо было переодеться в сухое. Домна Карповна поклонилась им и пригласила в дом. Остальные гости уже уехали, в усадьбе остались только князь с княгинею, которым помощь доктора будет не лишней.

Тюрк шел перед Грушевским, обнимая картину, будто реликвию. Вдруг впереди послышался шорох. С тяжелых ветвей хлынул водопад дождевых капель, и показалась темная неясная фигура. Застывший Максим Максимович хлопал глазами, ожидая, когда шатающаяся фигура выйдет из тени кустов в столб лунного света. Вот сейчас появится она, девушка невиданной красоты, призрак несчастной княжны… или графини?..

— Мммаксим Максимыч, — раздался вдруг ломкий юношеский голос Коли. — Это вввы?

— Коля! — воскликнул Грушевский, выбегая навстречу «призраку». — Как вы здесь? Откуда?

Через несколько минут они уже вошли в пагоду. Керосиновая лампа давала достаточно света, хотя совсем не согревала. Во избежание простуды гости срочно переоделись в сухое. Студент облачился в сухие носки Грушевского и швейцарскую шерстяную рубашку Тюрка. Оказалось, что все это время Коля бродил по парку. Уехать из Свиблова, так и не узнав в точности, что стало с княжной, он не решился. Среди гостей и любопытствующих рождалось много слухов, один другого ужаснее или романтичнее. Но то, что следов беглянки не нашли ни в Луге, ни в Петербурге, Колю страшно напугало. Он перелез через ограду парка с твердым намерением остаться в имении до тех пор, пока не станет ясна судьба Саломеи.

Еще до грозы он видел поисковые бригады слуг и крестьян, организованно прочесывавшие парк и прилегающие леса. Едва не оглох, когда оказался слишком близко к фейерверкам. А затем промок до нитки под проливным дождем во время бури. Он с надеждой бросился выспрашивать у новых своих знакомых, что известно тем. Увы, ничем утешить его они не могли. Грушевский воздержался от того, чтобы поведать юному влюбленному мрачную легенду о графине Паниной, но Коля и сам стал догадываться о чем-то нехорошем.