Валерия Вербинина - Эхо возмездия

Обернувшись к больной, Георгий Арсеньевич увидел, что она закрыла глаза и задремала. Тонкие губы ее после приступа были сероватого цвета, жилка на виске беспокойно подрагивала.

– Ладно, можете оставаться, – проворчал доктор. – Полагаю, утром вашей жене станет лучше. Припадок был очень сильный.

Он заглянул еще к нескольким пациентам, поговорил с сиделками и отправился в свой домик, где Феврония Никитична суетилась, зажигая лампы. Она уже узнала обо всем от Пахома и была не прочь обсудить эту тему с Волиным, но в его лице было нечто такое, что заставило ее воздержаться от вопросов.

Когда служанка ушла, доктор посмотрел в окно и увидел, что снег прекратился. По правде говоря, Георгию Арсеньевичу ужасно хотелось вернуться в дом Снегиревых, но он сознавал, что будет выглядеть странно. Кроме того, Пахом уже уехал за Ольгой Ивановной.

Презирая себя и свое малодушие, доктор разделся и лег в постель, но посреди ночи его подняли: умирал старый больной, Фаддей Ильич, который когда-то был богатым крестьянином, смотрел на всех свысока и имел две семьи, а потом его дети объединились против него, обобрали его и бросили умирать. Волин видел, как старик отошел, и последнее, что тот сумел выдавить из себя перед концом, было:

– Эх, доктор… Как жить-то хочется!

Мертвеца унесли из палаты, чтобы не волновать остальных больных, а Волин поднялся в кабинет, заполнил необходимые бумаги и вернулся было к себе, но заснул не сразу. Когда он открыл глаза, за окном было совсем светло. Волин нащупал возле кровати жилетные часы, которые обычно носил с собой, откинул крышку. Стрелки показывали половину десятого.

– Боже мой, обход!

Он вскочил с постели, заметался, приводя себя в порядок и одеваясь на ходу.

– Ольга Ивановна просила вас не будить, – сказала Феврония Никитична в ответ на упреки доктора. – Сказала, что вам надо отдохнуть.

– С каких это пор…

Волин хотел сказать: «С каких это пор Ольга Ивановна отдает распоряжения в больнице», но вовремя заметил, что медсестра стоит в дверях, и повернулся к ней с раздраженным видом. Феврония Никитична покосилась на покрасневшее от досады лицо доктора, на бледную и решительную Ольгу Ивановну, бочком протиснулась к выходу и была такова.

– Ольга Ивановна, – сухо проговорил доктор, – я очень ценю ваши профессиональные способности, но давайте не будем относиться друг к другу как к детям, которые требуют поблажки или могут спать, сколько им заблагорассудится. По вашей милости я пропустил обход, и что теперь обо мне будет думать персонал?

– Полагаю, то же, что и всегда, – ответила Ольга Ивановна. – Люди здесь очень высокого мнения о вас, потому что видят, как вы много трудитесь. – Она замялась. – Я подумала, что небольшой отдых вам не помешает, потому что ночью, когда этот бедолага умер, у вас сделалось такое лицо…

– Вы преувеличиваете мою чувствительность, Ольга Ивановна, – сказал доктор с неудовольст-вием.

– Я надеюсь, вы успеете позавтракать, – добавила его собеседница. – То, что случилось, просто ужасно, но вам придется туда поехать.

Волин нахмурился.

– Случилось? О чем вы говорите, Ольга Ивановна?

Не прошло и четверти часа, как доктор выскочил из экипажа возле усадьбы Одинцовых. Из дома навстречу ему выбежала Евгения.

– Георгий Арсеньевич, слава богу, что вы здесь! Приехал следователь… и он допрашивает Николеньку, представляете?

– Это он нашел тело? – быстро спросил доктор. Евгения залилась слезами.

– Не он! Фруфрик нашел! Мы утром хватились, что его нигде нет… Пошли искать… Брат первый услышал, как Фруфрик жалобно мяукает в кустах… Николенька пошел туда, увидел тело, закричал мне, чтобы я не подходила… – Она вцепилась обеими руками в шинель доктора. – Почему они его допрашивают? Мне кажется, Георгий Арсеньевич, это неспроста… Они его подозревают!

Но тут из дома вышел щеголеватый молодой человек с тонкими черными усиками, которого доктор сразу же узнал, потому что пересекался с ним раньше. Это был следователь Михаил Яковлевич Порошин.

– Георгий Арсеньевич, мы вас ждали… Прошу за мной. А вам, сударыня, лучше вернуться в дом… Ваш брат вас ждет.

– Вы уже закончили допрос? – спросила Евгения.

Порошин усмехнулся.

– Какой допрос, сударыня, бог с вами… Просто разговор о том, что он знает об убитом, что думает о преступлении… Обычная формальность. – Следователь повернулся к Волину. – Идемте, доктор.

Сад Одинцовых был засыпан снегом, и по многочисленным следам можно было сделать заключение, что утром тут побывало большое количество самых разных людей. Следователь привел Волина к кустам боярышника, за которыми лежало тело, накрытое рогожей. Подняв ее, доктор увидел Дмитрия Колозина. Студент был мертв как минимум несколько часов.

Враг был большой и мягкий, и в него приятно было вонзать когти. Фруфрик прыгнул на клубок, но не рассчитал сил, и клубок покатился по полу, разматывая нить. Фруфрик оскорбленно мяукнул и снова бросился на клубок. Обычно Евгения, видя, что творит котенок с нитками, не могла удержаться от смеха; но теперь она даже не смотрела, чем занимается ее любимец.

В дверях показался Николенька. На пороге он немного замешкался, словно сомневался, стоит ему входить или нет, и Евгения машинально отметила, что это было что-то новое. Обычно Николенька входил широкими шагами, бросал какую-нибудь шутку или замечание, и от него веяло спокойным оптимизмом и уверенностью, что все будет хорошо – уверенностью, которая больше всего поддерживала Евгению в ее нелегкой жизни. А теперь он медлил на пороге, как чужой, и лицо у него было чужое – сконфуженное, если не виноватое.

– Они все еще в саду? – спросила она, просто чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Да, доктор осматривает тело, а следователь что-то у него спрашивает.

– Почему?

Она хотела спросить: «Почему Колозин оказался в нашем саду?», но у нее не хватило сил закончить фразу, и брат ответил на совсем другой вопрос.

– Наверное, потому что он доктор, – пожал плечами Николенька, падая в кресло. – Причина смерти и всякое такое. Хотя я сразу же понял причину, как только перевернул тело. Его застрелили, выстрелом сзади в голову.

– Тебе не надо было трогать тело, – проговорила Евгения, чуть не плача. – Во всех уголовных романах [7]об этом пишут.

– Ты забыла, я их не читаю? – рассердился Николенька. – Я спускаюсь в свой собственный, между прочим, сад, ищу своего собственного котенка, нахожу его следы, иду по ним, и нате вам – ни с того ни с сего вижу человека, который лежит без движения, присыпанный снегом. – Евгения содрогнулась. – Фруфрик пищал возле него, сводя меня с ума. Не знаю, почему мне показалось, что Колозин еще жив и можно что-то сделать. Я приподнял его и увидел сзади на волосах кровь, а под волосами – маленькую такую дырочку. Тут появилась ты и закричала не своим голосом…