Валерия Вербинина - Эхо возмездия

– Тогда возникает другая проблема – откуда убийца знал, что Колозин может выйти из дома, – заметил Николенька. – Кроме того, у Снегиревых есть собаки, почему они не залаяли и не разбудили весь дом?

– Потому что Павел Антонович, как и мы, считает, что нехорошо держать животных на холоде, и сейчас собаки живут в доме, – напомнила Евгения. – Они спали, Колозин вышел, а муж той женщины следил за домом… И застрелил его.

– И никто в доме ничего не услышал, – проворчал Николенька. – А штабс-капитан вместо того, чтобы просто сбежать, зачем-то потащил тело к нам в сад.

– Я просто выдвигаю теории, а доказательства пусть ищет следователь, – сердито произнесла Евгения. – И потом, откуда мы знаем, что убийца непременно штабс-капитан? Колозин вчера наговорил дерзостей баронессе Корф… Ты помнишь, какие у нее были глаза? Если хочешь знать мое мнение, эта женщина умеет ненавидеть…

– Ничего ты, Женечка, не понимаешь, – вздохнул Николенька, гладя котенка. – Колозин просто из кожи вон лез, чтобы привлечь ее внимание, а ей до него не было никакого дела. Она строила глазки англичанину, который гостит у Снегирева.

– Это ты, Николенька, ничего не понимаешь, – парировала Евгения, задетая за живое. – Чтобы такая женщина, как баронесса Корф, могла увлечься этим филином… Да никогда в жизни! Уверена, тебе показалось…

Николенька мог много чего рассказать о тех, кто с легкостью подозревает красивую женщину в убийстве, но горячо защищает ее, когда речь идет о неподходящем поклоннике, однако он предпочел наслаждаться своей наблюдательностью молча и, улыбаясь, взъерошил шерстку котенку, который пытался вскарабкаться ему на плечо.

– Вообще, чем больше я думаю об этом преступлении, тем меньше понимаю, – призналась Евгения. – Наверное, я перегнула палку, когда сказала, что баронесса Корф могла убить Колозина… Она обычная светская женщина, если не считать внешности, конечно… И этот штабс-капитан, который дергал свою жену за рукав, чтобы ее утихомирить, и был явно не рад, что приехал сюда… Не очень-то и он похож на убийцу, по правде говоря… – Она встряхнулась. – Впрочем, пусть следователь разбирается, это его работа. Конечно, я расскажу ему, что снег успел засыпать следы и что мы не слышали никакого выстрела… Ведь чем быстрее он отыщет убийцу, тем лучше.

– Разумеется, – рассеянно пробормотал Николенька, снимая котенка, который упорно карабкался по его груди, и сажая его на пол.

– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – не удержалась Евгения.

– Я? Нет, ничего.

– Прекрасно, – заключила сестра, поднимаясь с места. – Тогда я пойду искать господина Порошина.

Палата, в которую доктор Волин определил незваную гостью Снегирева, находилась на втором этаже, в самой дальней части крыла. Помещение было маленькое и узкое, как пенал. Здесь стояли всего две кровати, которые были короче, чем кровати обычных больных. В эту палату чаще всего помещали детей, страдающих опасными заразными заболеваниями, но в то время, о котором идет речь, никаких эпидемий в уезде не было, и помещение пустовало до тех пор, пока в нем не появились штабс-капитан и его супруга.

После ухода Волина Терентий Емельянович, не чуя под собой ног, опустился на свободную кровать и долго-долго смотрел в лицо своей спящей жены. Еще до того, как ей дали успокоительное, по настоянию доктора, Василиса переоделась в больничную одежду, придававшую ей полуфантастический вид и наводившую на мысли не то об осужденной, не то о нищенке. Ее тулуп, платье и дырявые поношенные чулки грудой лежали на деревянном стуле, стоявшем возле стены, и всякий раз, когда взор отставного штабс-капитана падал на эти чулки, ему хотелось плакать. Чулки словно символизировали всю их жизнь, далекую от тонких материй, которую они латали и чинили в безуспешной попытке выкроить из нее что-то более-менее пристойное. Супруги Печка знали о себе, что они не птицы высокого полета и никогда ими не станут, и нельзя сказать, чтобы их это особо печалило. По-настоящему их задевало только одно: что у них не было детей. Много, много было пролито слез, пока Василиса не смирилась и не обратила всю свою нерастраченную любовь на племянников, детей своей родной сестры. И оттого она оказалась вдвойне не готова к тому ужасу, который неожиданно обрушился на нее.

Убийство, зверское, бессмысленное, квартира сестры, залитая кровью, полицейские формальности, допросы, похороны, на которые собрались все знакомые и знакомые знакомых, и каждый подходил и выражал Василисе и ее мужу свое сочувствие – все промелькнуло перед внутренним взором отставного штабс-капитана, как один непрекращающийся кошмар, который хочется поскорее забыть. Но то, что случилось, относилось к разряду происшествий, которые не получится забыть – до самого последнего вздоха.

Терентий Емельянович немного знал Колозина и несколько раз беседовал с ним о каких-то мелочах. После убийства отставной штабс-капитан истерзал себе всю душу, пытаясь нащупать в своих воспоминаниях нечто, подобие следа, хотя бы намек на то, что все завершится так страшно и жестоко, что студент разрушит их с Василисой жизнь до основания. Но Колозин всегда вел себя как самый обычный человек, а когда его задержали, на допросах он держался на удивление спокойно и ничем не показал, что он действительно виновен.

Оттого отставной штабс-капитан и терзался сомнениями. Он не был уверен, что Дмитрий Колозин убийца, однако Василиса, знавшая от сестры о ее разногласиях с жильцом, ни минуты в этом не сомневалась. Совершенно ни от кого не таясь, она кровожадно радовалась, что проклятый студент, убивший ее сестру, мужа сестры и их двух детей, получит по заслугам. Но тут в дело вмешался Павел Антонович Снегирев, и внезапно выяснилось, что дело-то шито белыми нитками. Ну, ссорился Колозин с сестрой Василисы, ну, не платил за квартиру, но орудие убийства не найдено, пропавшие из квартиры жертвы вещи не обнаружены, и вообще доказательств убийства у следствия никаких нет, если не считать показаний соседки-алкоголички, которая видела, как студент выходил из квартиры. Обвинению очень хотелось верить, что выходил как раз после преступления, что день и время события соответствовали версии о том, что Колозин виновен, но защита сразу же обратила внимание на то, что свидетельница путает даты, она не раз ругалась в прошлом с обвиняемым и вообще ее словам веры нет. Что же касается того факта, что у Колозина не было алиби, так как в момент совершения преступления он просто гулял по улицам, то ведь никому же не возбраняется ходить по Петербургу столько, сколько ему заблагорассудится…

Однако никакие доводы, которых оказалось достаточно для того, чтобы убедить общественное мнение в невиновности Колозина, не могли смягчить Василису. Она упорно продолжала считать, что студент виновен, что ему удалось обвести всех вокруг пальца, он убийца, проклятый душегуб и чудовище, которое хуже любого зверя. А когда она поняла, что Колозин ускользнул от наказания благодаря тому, что обратился за поддержкой к знаменитому Снегиреву, она возненавидела Павла Антоновича едва ли не больше, чем того, кого считала губителем своих близких.